Виктор Жилин - День свершений

Так вот зачем нас к каналу притащили — чтоб концы в воду! И хотя давно уж готов был я к этому, все равно мороз прошиб: неужто решатся, ведь столько народу?!

Кругачи согнали всех в кучу — торопятся, нервничают, затворами щелкают. Вдруг, вижу, народ расступился, и выходит из толпы она Лота. Целая, невредимая, походка царственная, будто плывет по траве и ко мне! Солдаты ее не задержали, вроде даже отпрянули — как от ведьмы.

Вскочил я ей навстречу, не устоял — бухнулся на колени, совсем ноги не держат. Наклонилась она, в лицо заглядывает.

— Стэн, мальчик, — шепчет страдальчески, — как же тебя так?!

Видать, крепко меня разукрасили. Кругачи поодаль стоят, на нас искоса поглядывают, курят. А я ничего видеть не хочу, кроме лица ее родного — и ведь ни тени страха в нем! Руку мне на голову положила, шепчет:

— Потерпи, милый! Сейчас легче будет… И такая в ее голосе нежность, что в горле у меня намертво перехватило: хочу сказать что-нибудь напоследок — слова не вымолвить! А она все гладит по голове и смотрит, а в глазах блеск странный, завораживающий… И снова, как тогда в лесу, после Станции, боль куда-то ушла, силенка вдруг появилась, в мозгу мыслишки заворочались. Ясно мне стало, что это ее сила в меня вливается — последнее отдает! Извернулся, прижался губами к ладони ее, мычу что-то…

— Ничего они мне не сделали, — шепчет в ухо. — Не посмели! Я же говорила… Держись — скоро уже!..

И на небо посмотрела. А небо действительно странное. Вроде фиолетовый час настал, вечерний, а не темнеет. Наоборот, по всей сфере какой-то тревожный свет: розовыми сполохами, будто пожары повсюду. На знамения похоже, о которых монахи потихоньку шепчутся.

Тут солдаты зашевелились, офицер объявился — что-то каркает, рукой машет. Морда красная, бешеная…

Кругачи цепью выстроились, погнали народ к берегу. В общем, если у меня где-то еще теплилось — враз погасло! Значит, всех сразу — и в канал. Засыплют, заровняют — поди найди! Мол, знать не знаем, ведать не ведаем… Лота привстала, глаза прищурила, побледнела: тоже поняла. И опять вверх, на небо — губы шевелятся, словно заклинание какое читает.

Подогнали народ, выстроили у кромки канала. Все молчат, хоть бы крикнул кто — глаза остекленевшие, мертвые. Заранее с жизнью распрощались, уж и души нет, одни оболочки. Ватажников Ялмара пока не тронули — отдельной кучкой стоят, в стороне. А я на заросли кошусь, что левее начинались. Если рвануть туда, и вниз, по склону — может, и удастся, а?.. Ничтожный шансик, но все же!

Подался я к Лоте, киваю на кусты — мол, давай! Не реагирует, уставилась на солдат, взгляд дикий, страшноватый, зрачки во все глаза — и будто одеревенела! Может, тоже с жизнью простилась!?

Солдаты тем временем выгнали вперед ватажников, у тех уже откуда-то винтовки в руках. Сфероносцы сзади, автоматы им в спину: чужими руками, значит! Подняли ватажники винтовки на прицел — морды хмурые, испуганные. На небо поглядывают, пожар там все сильнее, так и полыхает!

Дернул я Лоту за рукав — если пытаться, то сейчас, пока они с первой партией расправляются! Ноль внимания…

Тут офицер что-то крикнул, рукой взмахнул. Винтовки враз вверх дернулись — залп! Рвануло уши, из канала воронье тучей… А народ стоит! Мимо!!! Ей-богу, мимо! Поверх голов саданули…

Офицер заорал, выхватил пистолет, забегал перед ватажниками, Ялмару врезал наотмашь…

Снова винтовки поднялись, стволы ходуном ходят и, чувствую, опять вверх целят. Пальнут ли — точно, мимо! Народ, правда, не выдержал, многие попадали вниз — со страху. Вот тебе и ватагам — кругачей не испугались!.. Те совсем взбесились, набросились на них — приклады так и мелькают.

Оборачиваюсь — Лота белая, как мрамор, в глазах — огонь холодный, колдовской, до костей прошибает. И понял я, что ватажники здесь ни при чем! Она это!!! Великое небо, кто же еще на такое чудо способен? Она это заставляет ватажников мимо стрелять…

Вдруг — гул раздался, мощный, грозный. Враз крики прекратились, все морды вверх задрали. А там — страшное дело! Горит небо, пылает лютым пламенем. В зените — дырка белая, и бьет оттуда огонь. Жаром дохнуло, вокруг все замерло, не шелохнется: воздух, деревья, кусты, люди. Прямо давит, к земле гнет.

Лота вдруг голову запрокинула, вскрикнула что-то и в траву, как подкошенная. Бросился я к ней, не успел!..

Дернулась тут страшно земля, ушла из-под ног. Лечу я куда-то и вижу: треснуло небо, раскололось! Трещина на всю сферу — черная, как ночь, все шире, шире. В ней — точки яркие, ледяным огнем горят, так и впились в глаза. Потом грохнулся я на спину — искры из глаз! Лежу, гудит со всех сторон, словно лавина. А трещинам — уже на весь мир. Дрогнули горы, холмы, леса — и вниз, на меня! Обдало меня холодом могильным: вот он, конец света! Мир падает!

Заорал я, сам себя не слыша, зажмурился — конец, конец, конец…

Отключилось у меня в мозгу что-то, выпал кусок из памяти… То ли минута, то ли час… Пришел в себя — тихо, в лицо прохладный ветерок бьет. Поднимаю голову… Великие боги, нет больше сферы!!! Совсем нет! Ничего над головой нет — одна громадная сияющая голубизна! А под этой голубизной — совершенно немыслимая, будто разглаженная исполинским катком, равнина — плоская, как стол! Весь мир — распрямился! Нет больше вогнутых равнин, ничего не нависает, все раскрыто, распахнуто куда-то в жуткую, неправдоподобную бесконечность. Куда ни глянь плоскость, плоскость, плоскость… Только где-то далеко, в туманном мареве странного дня, в прозрачную синеву вонзались сиреневые горы.

Значит — свершилось, дошло до меня наконец, все-таки свершилось!!! Вот он каков, мир по ту сторону сферы!

Встал я на четвереньки — голова кругом, все плывет, качается, однако ж сообразил, что меня к самому каналу отбросило. Как же, думаю, здесь жить-то, ведь невозможное это дело! Разве что всем в землю зарыться, как кротам!

Слышу, кусты рядом зашуршали, чье-то лицо замаячило. Хоть и туман перед глазами, узнал: отец Тибор! Грязный, побитый, исцарапанный, но живой — глазами хлопает.

Собрался я с силенками, на ноги встал: Лота — вот о ком надо прежде думать! Некогда нюни распускать!

Шагнул вперед — раз, другой. Качает, к горлу дурнота подкатывается, но ничего, иду, не падаю. По плоскости иду, и ничего надо мной не висит, не давит, будто невесомый я. Ох и странное чувство, скажу я вам… Но стало быть, жить можно, ведь не умер же, дышу, вот и остальные вроде шевелятся…

Оглядываюсь, Лоту ищу. Солдатня вперемешку с ватажниками вземлю вжимается, кое-кто мычит с перепугу, из канала — вой. Лоты нигде не видать. Может, в канал ее забросило?..

Только двинул туда — полыхнуло что-то в небе, словно взрыв! Вспух над головой бело-желтый шар, засиял невиданно, ослепил! Рухнул я, как подкошенный, под кустик какой-то заполз, замер. Вмиг сообразил: атомный взрыв это, вот что!., С детства наслышаны о войне этой самой знаем!.. Значит — решился все-таки экзарх, на все пошел, будь он проклят…