Аркадий Стругацкий - Далёкая радуга

Он подошёл к Маляеву.

— Есть ещё резервная «харибда», — сказал он. — Четверть часа вам хватит?

Маляев смотрел на него, не понимая.

— Есть две резервные «харибды», — холодно сказал он и вдруг понял.

— Ладно, — сказал Роберт. — Не забудьте Патрика. Он с той стороны вертолёта.

Роберт повернулся и побежал. Вслед ему закричали, но он не оглядывался. Он бежал изо всех сил, перепрыгивая через брошенные аппараты, через грядки с декоративными растениями, через аккуратно подстриженные кусты с пахучими белыми цветами. Он бежал к западной окраине. Справа над крышами стояла чёрная бархатная стена, упиравшаяся в зенит, а слева палило ослепительное белое солнце. Роберт обогнул последний дом и сразу наткнулся на необъятную корму «харибды». Он увидел клочья зелени, застрявшие в сочленениях исполинских гусениц, растерзанные лепестки яркого цветка, прилипшие к траку, ободранный ствол молодой пальмы, торчащий между ленивцами, и, не поднимая глаз, полез наверх по узкому трапу, обжигая руки о накалённые солнцем перекладины. Всё так же не поднимая глаз, он съехал на спине в кабину ручного управления, уселся в кресло, откинул стальную заслонку перед лицом, и вновь его руки заработали привычно, автоматически. Правая рука протянулась вперёд и врубила ток, левая одновременно включила сцепление, перевела управление на ручное, а правая уже тянулась назад, отыскивая клавишу стартёра; и когда всё вокруг заревело, загрохотало и затряслось, левая, уже совершенно ни к чему, включила систему кондиционирования. Затем — уже сознательно — он нашарил рычаг управления поглотителем, отвёл его до отказа на себя и только тогда решился посмотреть вперёд через отброшенную заслонку.

Прямо перед ним была Волна. Вероятно, ни один человек после Лю ещё никогда не был так близко от Волны. Она была просто чёрная, без малейших прожилок, и залитая солнцем степь до самого горизонта отчётливо рисовалась на её фоне. Была видна каждая травинка, каждый кустик. Роберт видел даже землероек, жёлтыми столбиками ошарашенно замерших перед своими норками.

Над головой возник и начал стремительно нарастать сухой звенящий вой — заработал поглотитель. «Харибда» плавно раскачивалась на ходу. В зеркале заднего вида прыгали в пыли здания посёлка. Вертолёта видно не было. Ещё метров сто, нет, ещё метров пятьдесят — и довольно. Он покосился налево, и ему почудилось, что стена Волны уже немного выгнулась. Впрочем, судить об этом было очень трудно. А может быть, и не успею, подумал он. Он не сводил глаз с белых дымных столбов, поднимающихся из–за горизонта. Дым рассеивался быстро и был теперь едва виден. Интересно, что могло гореть в «харибдах»?

Хватит, подумал он, нажимая на тормоз. А то не убежать. Он снова поглядел в зеркало заднего вида. Долго, ох, долго возятся, подумал он. Степь перед «харибдой» медленно темнела огромным треугольником, в вершине которого находился поглотитель. Землеройки вдруг беспокойно запрыгали, одна из них шагах в двадцати вдруг упала на спину, судорожно дёргая лапками.

— Убегайте, дурачки! — сказал вслух Роберт. — Вам можно… — и тут он увидел вторую «харибду». Она стояла в полукилометре к востоку, жадно задрав чёрный раструб поглотителя, и перед ней точно так же темнела трава, ёжась от нестерпимого холода.

Роберт ужасно обрадовался. Молодец, подумал он. Умница! Смельчак! Неужели Маляев? А почему бы нет? Ведь он тоже человек, и всё человеческое ему не чуждо… А может, сам Пагава? Впрочем, его просто не пустят. Свяжут и сунут под сиденье и ещё ногами придавят, чтобы не брыкался. Нет, молодец, молодец! Он толкнул бортовой люк, высунулся и закричал:

— Эге–ге! Держись, дружище! Вдвоём мы тут с тобой год простоим!…

Он посмотрел на приборы и сразу забыл обо всём. Ёмкости были на исходе: светящаяся стрелка под запылённым стеклом упиралась в ограничитель. Он быстро взглянул в зеркало заднего вида, и у него немного отлегло от сердца. В белом небе над крышами посёлка висело быстро уменьшающееся тёмное пятнышко. Ещё минут десять, подумал он. Теперь было ясно видно, что фронт Волны перед посёлком прогнулся. Волна обтекала зону действия «харибд» с востока и с запада.

Роберт посидел немного, стиснув зубы. Вся его энергия уходила на то, чтобы отогнать видение обгорелого трупа в водительском кресле. Хорошо бы научиться по желанию выключать воображение… Он встрепенулся и принялся открывать все люки, какие только мог вспомнить. Тяжёлый круглый люк над головой. Люк слева — настежь его! Люк справа уже приоткрыт — тоже настежь… Дверцу за спиной, ведущую в машинное отделение… Нет, её лучше закрыть — взрыв происходит, наверное, именно там, в ёмкостях… На засов её, на засов… Как раз в этот момент соседняя «харибда» взорвалась.

Роберт услышал короткий оглушительный гром, его толкнуло горячим воздухом, и, высунувшись из люка, он увидел, что на месте соседа стоит огромная туча жёлтой пыли, закрывающая степь, и небо, и Волну, а в глубине тучи что–то тлеет ярким вздрагивающим светом. Что–то прошелестело в воздухе и звонко стукнулось о броню. Роберт глянул на приборы и одним движением выбросился через левый люк.

Он упал ничком в горячую сухую траву, вскочил и, пригибаясь, пустился бегом к посёлку. Так он не бегал никогда в жизни. Его «харибда» взорвалась, когда он был уже в палисаднике крайнего дома. Он даже не оглянулся, только втянул голову в плечи, согнулся ещё ниже и побежал ещё быстрее. Вечная тебе слава, твердил он. Вечная тебе слава!… Потом он сообразил, что повторяет эти слова с того момента, когда увидел на месте соседней «харибды» этот жуткий столб пыли.

Площадь была пуста, газоны вытоптаны, всюду валялась ценнейшая уникальная аппаратура, коробки с уникальными записями, и лёгкий ветерок лениво перелистывал уникальные дневники уникальных наблюдений.

Тяжело дыша, Роберт пересёк площадь и подбежал к флаеру. Двигатель флаера работал, а на водительском месте с обычным своим сонным видом сидел Патрик.

— Ну, вот и ты, — сказал Патрик ласково. Роберт ошарашенно смотрел на него. — Я уж думал, ты там остался. Садись скорее, надо уносить ноги. У неё скорость сейчас — ой–ей–ей!…

Роберт повалился на сиденье рядом с ним.

— Погоди, — сказал он, задыхаясь. — Может быть, второй… тоже спасся? Кто это был? Маляев, Гофман?…

Патрик неуклюже завертел рукояткой, выводя флаер для разгона.

— Второй — это я, — сказал он застенчиво.

— Ты?

— Я, — повторил Патрик и нервно хихикнул. Он вырулил флаер на дорожку и, наконец, поднял его. — Я почувствовал, что взрываюсь, вылез и убежал. Здорово громыхнула, верно? Меня до самого посёлка катило…