Вадим Шефнер - Сказки для умных

— Здравствуйте! — сказал я. — Хочу быть вашим гостем.

— Мы вам рады! — откликнулось несколько голосов. От сидящих отделилась молодая женщина и подошла ко мне.

— Я сегодня за хозяйку, — сказала она. — Идемте, я вам покажу свободную комнату и квартиру вообще. И потом вы, наверно, проголодались?

— А завтра мы вас поводим по Москве. — сказал кто-то из сидящих.

— Нет, по Москве меня водить не надо. Я ее хорошо знаю, я ведь ленинградец, — ответил я и затем поведал о себе. Присутствующие тоже сообщили мне свои имена и профессии.

В мое время люди уже не торчали часами перед телевизорами, смотря все подряд, как это делали многие Люди Двадцатого века, судя по старинным книгам и журналам. Поэтому меня, удивило, что вся квартира смотрит какой-то довольно посредственный фильм, — увы, их хватает и в наше время. Я спросил у присутствующих, чем объясняется их странный интерес к этому фильму.

— Как разве вы не знаете! — удивились все. — Ведь вам-то в первую очередь надо знать новость — вы же только что из Ленинграда. Мы ждем чрезвычайного сообщения.

— Это касается научной группы, в которой работает Андрей Светочев. Сделано какое-то важное открытие, — пояснили мне.

На экране телевизора тем временем ничего особенного не происходило. Шел обычный фильм, который можно смотреть, но можно и не смотреть. Какой-то молодой человек и девушка то ссорились, то мирились, то собирались вместе лететь на Марс, то раздумывали.

— А что случилось у ваших соседей? — спросил я присутствующих. — Почему у них на двери висит знак одиночества.

— У них большое несчастье. В их квартире жил молодой инженер-строитель. Месяц назад он полетел в командировку на Венеру и там погиб. Обрушилось какое-то сооружение. Вы же знаете, что наши земные материалы плохо переносят инопланетные условия.

Внезапно фильм прервался, и на экране телевизора возник Старший Диктор, окруженный переводящими машинами. Диктор был взволнован.

Внимание! Внимание! — сказал он. — Слушайте чрезвычайное сообщение. Работают все земные и внеземные передающие системы.

Всемирный Ученый Совет обсудил теоретические выкладки, представленные научной группой Андрея Светочева, а также проверил правильность формулы Светочева. Возможность создания принципиально нового единого универсального материала признана правильной и технически осуществимой.

Предоставляю слово Андрею Светочеву.

На экране появился Андрей. Вид у него был скорее встревоженный, чем радостный. Глухим, невыразительным голосом начал излагать он сущность своего открытия. Он часто запинался, не находил нужных слов, некоторые слова повторял без всякой надобности — вообще культура речи у него хромала. Я вспомнил, что в школе отметки его по устному разделу русского языка были всегда ниже моих. Но сейчас он говорил совсем плохо — на тройку, если даже не на двойку. Только когда он подходил к стоящей поодаль световой доске и начинал чертить какие-то формулы и таблицы, голос его звучал увереннее, выразительнее. (Сейчас эту речь Андрея знает наизусть каждый школьник, но знает ее в подчищенном виде, без всех этих пауз, запинок и повторений. На меня же тогда, признаться, она не произвела сильного впечатления.) Андрей употреблял слишком много научных и технических терминов, понять которых я не мог. Сущность же его открытия, как вы все знаете, сводилась к тому, что он теоретически доказал возможность создания единого универсального материала из единого исходного сырья — воды.

Но вот Андрей умолк, экран погас, и в комнате на миг воцарилось молчание. Затем все мои новые знакомые, не сговариваясь, встали в знак высокого уважения. Пришлось встать и мне, хоть в глубине души я счел излишним такое преувеличенное выражение чувств.

— Начинается новая техническая эра, — тихо сказал кто-то.

Мы вышли на балкон. С высоты двадцатого этажа видны были уходящие за горизонт огни Москвы. Справа от нас виднелись башни Кремля, озаренные особыми прожекторами солнечного свечения. Казалось — над Кремлем вечное солнце, вечный полдень.

Когда я проснулся на следующий день в отведенной мне комнате, то сразу почувствовал, что уже девять часов одиннадцать минут. Квартира была пуста, все ее жители ушли на работу. Я умылся, съел приготовленный мне завтрак и просмотрел утреннюю газету, которая почти целиком была посвящена Андрею и его открытию. Затем я вышел на балкон.

Внизу, на набережной Москвы-реки, тек людской поток, и все в одном направлении — к Красной площади. Этот поток не вмещался на тротуаре, он захлестывал мостовую, и из-за этого не могли двигаться элмобили и элтобусы.

«Странно, — подумал я. — Сегодня не Первое мая и не Седьмое ноября и не День космонавтики. Неужели вся эта суматоха из-за Андрея?»

Я включил телевизор. Показывали Ленинград. «Стихийный митинг на Дворцовой площади», — сказал Диктор, и я увидел на площади множество людей. У всех были счастливые лица, будто невесть какое чудо случилось. Группы Студентов несли довольно аляповатые, наспех сделанные плакаты. «Давно пора!», «Даешь единый универсальный!», «Химики рады, физики — тоже!», «Ура — Андрею!» — вот что было написано на этих плакатах. Толпа вела себя совершенно недисциплинированно — она громко пела, гудела, шумела на все лады. Я выключил Ленинград и включил Иркутск, но и там было то же самое. На площади толпился народ, пестрели самодельные плакаты. На одном было написано: «Металлы, камень, дерево, стекло» — и все эти слова были жирно зачеркнуты, а поверх начертано: «Единый универсальный». Затем я включил Лондон, Париж, Берлин — там происходило то же самое, только надписи на плакатах были на других языках.

«Эта всемирная суматоха не должна мешать моей работе, — подумал я. — Каждый должен делать свое дело».

Вскоре я вышел из квартиры и через двадцать минут был на воздушном вокзале.

Самодельный АТИЛЛА

В те времена до Новосибирска можно было лететь экстролетом, скоростным ракетопланом, рейсовым дирижаблем и дирижаблем-санаторием. Так как спешить мне было незачем, то я выбрал дирижабль-санаторий, и вскоре был на его борту. Дежурный Врач провел меня в двухместную каюту и показал мою постель. Затем он приложил к моему лбу ЭСКУЛАППП, который показал всего три болевых единицы по восходящей.

— Ну, вы, товарищ, два МИДЖа проживете, — улыбнулся Врач. — Но у вас легкое переутомление, поэтому я назначу вам кое-какие процедуры. Есть ли у вас какие особые пожелания?

— Если можно, то пусть моим однокаютником будет Человек гуманитарного направления, — попросил я. — Голова уже гудит от всех этих технических разговоров.