Клэр Норт - Пятнадцать жизней Гарри Огаста

В ближайшие месяцы ты услышишь обо мне много такого, что вызовет у тебя сомнения и вопросы. Это письмо лишь умножит их, так что прости меня за это. Я не могу сейчас вдаваться в подробности ситуации, в которую попал, и излагать во всех деталях, что мне нужно. Я просто прошу тебя об одной услуге. Прости меня за то, что я создаю тебе сложности и при этом ничего не объясняю, но ради нашей дружбы и взаимного уважения, а также ради моей надежды на то, что когда-нибудь наступят лучшие времена, выполни, пожалуйста, мою просьбу. В конце письма ты увидишь текст небольшого объявления. Мне нужно, чтобы ты отправил его по почте в раздел частных объявлений центральных газет, причем в один и тот же день и в одно и то же время. Какой именно день ты для этого выберешь, не важно – главное, чтобы это было сделано по возможности скорее. Если у меня будет такой шанс, я возмещу тебе все расходы и сделаю все возможное для того, чтобы отблагодарить тебя за потраченное время.

Когда ты будешь читать это письмо, у тебя могут возникнуть некоторые сомнения по поводу того, стоит ли тебе делать то, о чем я тебя прошу. Вполне возможно, что у тебя появятся вопросы, касающиеся мотивов, которыми я руководствуюсь, и того, можно ли считать, что наши дружеские отношения накладывают на тебя какие-либо обязательства в отношении меня. Что ж, если ты решишь оставить мою просьбу без внимания, уговорить тебя выполнить ее не в моих силах. Но я все же надеюсь, что ты, зная меня достаточно хорошо, поверишь в мои добрые намерения и сделаешь то, о чем я тебя прошу. Если же нет, мне страшно даже подумать, что со мной будет. Поэтому, умоляю, отнесись к моему письму с должным вниманием.

Передай мои наилучшие пожелания твоей семье.

В конце послания я приписал следующее:

Клуб «Хронос»

Я – Гарри Огаст.

26 апреля 1986 года произошел взрыв четвертого

реактора.

Помогите мне.

Это предупреждение было опубликовано в разделе частных объявлений в «Гардиан» и «Таймс» 28 сентября 1973 года, а три дня спустя исчезло из всех архивов.

Глава 20

Фирсон сломал меня.

Я стараюсь не вспоминать, как тогда, в моей четвертой жизни, я, рыдая, ползал у его ног и умолял сделать так, чтобы меня перестали истязать.

Он сломал меня.

Да, я был сломлен – и это принесло мне облегчение.

Я превратился в автомат, в робота, произносящего вслух газетные заголовки, которые когда-то попадались мне на глаза, и рассказывающего, что я видел или о чем мне доводилось читать, в том числе в моих прошлых жизнях – во всех подробностях. Иногда, вспоминая о своих путешествиях, я переходил на иностранные языки. Время от времени, говоря об очередной кровавой резне или государственном перевороте, вдруг сбивался на цитирование высказываний Будды или синтоистских догм. Фирсон никогда не останавливал и не поправлял меня. Он сидел, откинувшись на спинку стула, а перед ним стоял включенный магнитофон с двумя большими вращающимися бобинами – кажется, их следовало менять каждые двадцать минут. Фирсон мастерски применил метод кнута и пряника. Кнут он больше не использовал, а пряником для меня было то, что меня избавили от боли. Вот я и старался ему угодить, хотя прекрасно понимал, что именно этого он и добивался.

Я рассказывал ему все без утайки, моя безупречная память превратилась для меня в проклятие. Так продолжалось три дня, а потом пришла она.

Несмотря на усталость и одурманенность лекарствами, я почувствовал ее появление, уловив, что в здании началась какая-то суета. Затем услышал властный женский голос, который громко произнес:

– Господи боже!

Я в это время находился в одной из комнат для отдыха. Сидя, как обычно, рядом с магнитофоном, я нудно излагал все, что мне было известно о покушении на президента Рейгана. Она ворвалась в комнату, словно ураган. Помнится, меня поразили длинные рукава ее одежды, выглядевшие так, словно передо мной была гостья из Средневековья, и седые кудряшки ее волос, которые вздрагивали при каждом шаге и, казалось, жили своей, не зависимой от хозяйки жизнью. Красноватая кожа ее лица была покрыта глубокими морщинами. На пальцах сверкали многочисленные кольца и перстни.

– Эй, вы! – рявкнула она, глядя на Фирсона, который инстинктивно выключил магнитофон. – Убирайтесь отсюда!

– Кто, черт побери, вы… – начал было Фирсон, вставая со стула.

Неожиданная гостья прервала его небрежным жестом и щелкнула пальцами.

– Давайте, звоните своему начальству, жалкий вы человечишка, – презрительно процедила она. – Чем это вы здесь занимаетесь? Вы что же, не понимаете, что теперь все это бесполезно?

Фирсон снова открыл рот, пытаясь что-то сказать, но ему и на этот раз не дали произнести ни слова.

– Идите и звоните! – приказала она.

Поняв, что возражения бесполезны, Фирсон, нахмурившись, вышел из комнаты и раздраженно захлопнул за собой дверь. Женщина села в кресло напротив меня и с рассеянным видом стала тыкать пальцем в кнопки магнитофона. Я молча смотрел в пол – типичное поведение для напуганного человека, ожидающего наказания за свою провинность и не надеющегося на прощение.

– Весьма неприятная ситуация, – сказала она наконец. – Выглядите вы неважно – под стать вашему состоянию. Меня зовут Вирджиния, если хотите знать. Вы ведь хотите, верно?

Она разговаривала со мной так, как люди разговаривают с испуганными котятами. Чувством, которое заставило меня поднять на нее взгляд, было удивление. Первым делом мне бросились в глаза вышитые бисером браслеты и длинное ожерелье, свисавшее с шеи почти до середины живота. Наклонившись вперед, женщина внимательно посмотрела мне прямо в лицо, а затем сказала:

– Клуб «Хронос». Я – Гарри Огаст. Двадцать шестого апреля восемьдесят шестого года произошел взрыв четвертого реактора. Помогите мне.

Я затаил дыхание. Значит, она прочла мое послание! Впрочем, то же самое мог сделать и Фирсон – как и любой другой человек, просматривающий раздел частных объявлений в газетах, в которых Саймон по моей просьбе опубликовал произнесенный неожиданной посетительницей текст. Что это – внезапная помощь или возмездие? Спасение или ловушка?

А впрочем, подумал я, какая разница?

– Вы создали нам серьезную проблему, – сказала женщина. – Хотя это не ваша вина, милейший. Выглядите вы в самом деле ужасно, так что вас можно понять. Теперь, когда все позади, вам, наверное, потребуется помощь психолога. На вид вам… наверное, лет пятьдесят. Я угадала? Это значит, что вы родились в начале двадцатых годов. Ужасное время. Тогда развелось огромное количество последователей идей Фрейда. Ваша мать, вероятно, подвергалась сексуальным преследованиям и домогательствам. Но не смейте, не смейте! – Гостья несколько раз с силой стукнула по столу указательным пальцем. – Не смейте убеждать себя в том, что ваше состояние не такое уж тяжелое. Вы находитесь в кошмарном состоянии, дорогой Гарри, и ваше благородное молчание ничего вам не даст.