Владимир Колотенко - Прикованные к тени
Вскоре я за собой заметил: я стал избегать, ставших ненавистными для меня, всяких встреч, деловых свиданий, мальчишников и тусовок... Очевидная их пустота меня убивала. Мало-помалу я становился отшельником и стал собирать только клетки тех, кто был мне хоть немножечко интересен.
- Своих женщин, - спрашивает Лена, - Ани, Тины?..
- Ага... Тамары, Ии...
- И конечно, Тины?
- Само собой... С Тиной... Тина, знаешь, уже давно...
- Что?
Так создавался банк данных замечательных людей. Я делал это без всякой далекой цели, просто так. Во мне проснулась тысячелетиями дремавшая в моих генах страсть собирателя корней. Кто-то ради забавы коллекционирует этикетки и марки, кто-то картины или бриллианты. Я стал коллекционировать бесценный дар Божий - клеточки, геномы тех, кто вполне вероятно... Мне не хотелось думать о возможном их будущем. Пусть просто будут всегда под рукой, думал я, вот и все. Тамара, Юра, Ия, Аня... Я не всех бы взял в свой ковчег. Скажем, геном Славика Ушкова, конечно же, представлял собой уникальную ценность - аналитический ум. Этот во всем всегда найдет золотую крупинку. Если бы не его скрытый, хорошо припрятанный эгоцентризм, ему бы цены не было. Если бы не его цепкое «А как же я?». Что же касается Валерочки Чергинца...
- Интересно, - говорит Лена.
- Интересного мало, ну просто совсем мало... Его предназначение - быть лизоблюдом, вечно обиженным и оскорбленным, этакой букашкой-таракашкой... Жора потом назовет его мокрицей, и это будет довольно точная характеристика. На нем очень легко поскользнуться. Но и такой геном, согласись, пригодится в том случае, когда, куя свое совершенство, вдруг понадобится щепотка соли, перца, горчички или кориандра... Ты пробовала чай с перчиком? Или с...
- Да, с перчиком да! С красным - очень! Прямо пожар во рту!
- Да-да... Но Валерочка не способен разжечь пожар, его кредо - гадить. Жора бы сказал...
- Мерзкая мразь? - спрашивает Лена.
- Мелкая...
Ни «Иоанн Креститель» Андреадель Сарто, ни «Преображение» Рафаэля, ни Гоген, ни Матисс, ни даже «Джоконда» или «Крик» Мунка не в состоянии сравниться в цене с возможностью управлять уникальной последовательностью нуклеотидов в ДНК самого последнего попрошайки или собирателя бутылок...
А что если это геном Платона, Спартака, Леонардо да Винчи или Наполеона? А если Иисуса Христа?! Мысли о том, чтобы раздобыть геном Иисуса, я просто боялся. Нет! Никогда! Эка, брат, куда тебя занесло! Это же - богохульство. Святотатство!.. Назад!!!
- Да уж, - говорит Лена, - это, знаешь ли...
- Я отдавал себе отчет в том, что заполучить в свою коллекцию геномы знаменитостей, давно покинувших сей светлый мир, никак невозможно. Как, как это сделать? Если б я мог, если б я только мог!
Но заполучить геном Инны, Ии, Наты, Шута или Юры не представляло никакого труда.
- И конечно, Тины?
- С Тиной я...
- Ясно-ясно... Она, я заметила, у тебя всегда...
Я не даю Лене продолжить.
- Геном Ани уже был у меня в кармане: ее локон, ее золотистый локон! Достаточно было повнимательней присмотреться к кофточке или юбке, к штанине или воротнику пиджака кого-нибудь из них и незаметно снять выпавший волос, один единственный волосок с головы, с их одежды или расчески, все равно. Важно было только одно: волос обязательно должен быть вместе с волосяной луковицей, содержащей клетки. Лучший способ добыть такой волос - выдернуть его прямо с головы. Походя и шутя - бац! Я попробовал на себе - бац! Как укус комара. К роскошному конскому хвосту Инны я подобрался на цыпочках сзади, когда она сидела за микроскопом: бац!
- Ой! Это ты!? Ты меня напугал!..
Я все правильно рассчитал. Неожиданное прикосновение и испуг сделали свое дело. Она ничего не заметила, только быстро прикоснулась пальцами левой руки к голове и удивленно на меня посмотрела.
- Поздравляю, - сказал я.
Волосок уже был у меня между пальцами.
- С чем? - удивилась Инна и встала с табурета.
Я чмокнул ее в щеку.
- Что, что случилось?!
Яркий румянец тотчас залил ее щеки.
- Ты едешь на конференцию в Осло!
- Ой!.. Правда? Ура-а-а!.. Обещаешь?
Я кивнул.
- Я заметила: ты - человек слова.
Я кивнул.
Не знаю почему, но я был уверен, что с ее клеточками никаких проблем у меня не будет. Впоследствии так и случилось, они были одними из самых жизнеспособных и жизнерадостных. Ее геном оказался самым надежным. В тот год Инне в апреле исполнилось двадцать семь. Или в марте? Кажется, в марте. В тот год.
- А Тине?
- А Аннушке, кажется, только шестнадцать.
- Аннушке Гронской или Поздняковой? - спрашивает Лена. - Я их все еще путаю.
Можно было бы пригласить и сегодня Лену вместе поужинать, но я, боясь показаться навязчивым, не предлагаю ей даже подвезти ее домой.
- Жирардо...
Никакой Пирамиды не было еще и в помине!
- Ты так мне и не ответил: мы едем завтра в Турею?
- А как же! Я обещал Милке подправить гнездо аистов!
- Ты и Тину свою собирался клонировать?
Ну, знаешь...
- Ты не видела мою зажигалку?
Глава 3
Я назвал свою технологию карманной культурой клеток. Пришлось повозиться, но игра стоила свеч. На самом деле это было не так уж и сложно: Жорин дезинтегратор тканей, простой микроскоп, термостат, даже термос, сбалансированный по солевому составу и питательным веществам раствор... Непременный и усовершенствованный мною микроманипулятор Фонбрюнна, без которого все мои телодвижения были бы тщетными, я тоже успешно использовал. Как же без микроманипулятора?! Ведь без него к ядру клетки не проберешься! И вот еще что - мое огромное желание! Я понимал: Бог послал мне новое испытание, но и еще одну возможность, шанс, еще один лотерейный билет, чтобы я выиграл очередное сражение с вечностью. Я был бесконечно рад этому и сожалел только об одном: зачем я прогнал тогда Аню?
Теперь бег времени снова ускорился...
Надо сказать, что как только результаты наших исследований стали достоянием не только мировой научной общественности, но и широких масс населения, у нас не было ни минуты покоя. О нас писали «Гардиан» и «Нью-Йорк Таймс», «Lesoir» и «PerStandart», «LeFigaro» и еще с десяток изданий. Мы стали героями многих телерепортажей, какой-то журналист из Англии уже писал о нас книжку, о нас снимали научно-популярные фильмы. Мне предложили стать соавтором фантастического киносценария под названием «На пороге вечности». Словом, настигла и нас суета сует. Пожар оказался боем местного значения, и о нем скоро забыли, как забывают об утерянной пуговице.
Но важнее всего было другое. За цикл работ, посвященных изучению продолжительности жизни клеток и экспериментальных животных путем генетических рекомбинаций, меня объявили претендентом на соискание Нобелевской премии. Вот где был порох! К этой премии Шведская Академия представила Ларсона, немолодого шведа из Массачусетса, и меня - нестарого ученого средней руки из периферии Союза, неожиданно ставшего известным всему научному миру своими оригинальными подходами к решению глобальных проблем человечества. Вот где был бум! Наши работы были оценены должным образом, и академики не ошиблись. Как потом оказалось, работы проторили надежную тропу и вывели-таки человечество на дорогу бессмертия. Мы с Ларсоном были заочно знакомы, и вот представилась возможность пожать руки друг другу. У многих из нашего окружения, выдающихся профессоров и руководителей местного уровня, случился стресс: как же так?! Это невозможно! Но и такое, оказывается, бывает! А я был уверен, что премию заслужил, и готовил речь. Каждый из нас это заслужил, но на всех премий не хватило. Черный фрак до сих пор пылится в моем сундуке. Я ждал встречи с королевой Швеции и приготовил ей несколько лестных фраз на английском, в котором каждый день совершенствовался. Это был один из прекрасных сонетов Шекспира:
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье
И совершенству ложный приговор
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока,
Все мерзостно, что вижу я вокруг...
Если честно - я хотел прочитать его и принцессе!
Пожар, надо сказать, сильно нас подкосил, выбил из-под ног землю. Я мог бы долго рассказывать, как рвалась нить между нами, как мы рассыпались. Как жемчужины по паркету. Это было бы очень грустно. Можно остыть, потерять интерес, зачерстветь, но нет в мире силы, способной разрушить узы братства. Мы стали похожи на первых христиан Римской империи. Нас, правда, никто не преследовал, не травил тиграми и львами, не распинал на крестах вдоль столбовых дорог...
