Андрей Марченко - Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

Известие о возможном личном поединке двух властителей всколыхнуло все умы Германии. Споры были столь горячими, что даже почтенные профессора Берлинского университета готовы были снова перевоплотиться в отчаянных студентов-дуэлянтов, которыми они были когда-то.

– Что вы хотите, господа, тут в действие вступают иные судьбоносные правила, а не те повседневные, к которым мы привыкли! – горячился на собрании преподавательского состава декан исторического факультета. – Ведь не зря недавно почивший профессор Лампрехт, создатель всем нам известной «Истории германского народа» в двенадцати томах, написал такие замечательные слова: «Кайзер Вильгельм – глубокая и самобытная индивидуальность с могучей волей и решающим влиянием».

– Кайзер никогда не ошибается! – воскликнул профессор Слаби, один из основоположников радиотелеграфной связи.

Раздался многоголосый гул одобрительных выкриков.

– А ведь и покойный канцлер Бисмарк был изрядным дуэлянтом! Почти три десятка поединков и только одна рана!

Реплика прозвучала некстати, ибо все знали, что кайзер в юности тяготился опекой Бисмарка и не любил его за это.

– Наши дуэли проходят по строгому регламенту, поэтому каждый может защитить свою честь, не рискуя потерять жизнь по воле слепого случая. Вы думаете, славянские варвары умеют соблюдать правила? Достаточно вспомнить печальную судьбу графа фон Берген…

Дуэль графа фон Берген и русского князя Щербатова состоялась более чем за сто лет до описываемых событий, но наделала немало шума и, как выяснилось, не была забыта до сих пор.

Началась эта история еще в царствование Екатерины Великой. Князь и граф поссорились в московском театре – фон Берген на вопрос Щербатова о том, как ему понравилась игра актеров, не только не нашел добрых слов, но высокомерно отказался отвечать вообще. Щербатов пришел в ярость и ударил немца тростью. Императрица, не желая дальнейшего развития конфликта, повелела выслать графа за пределы России, а Щербатова уволить со службы, удалив из столицы. Однако император Павел Петрович князя не только принял обратно, но и повысил в звании. А когда узнал, что противник передал тому вызов, – разрешил князю отправиться в Германию, вдобавок приказав щедро снабдить деньгами для этого путешествия. По возвращении князя император поинтересовался: «Надеюсь, ты убил немецкую свинью?» – и был весьма доволен, получив утвердительный ответ.

Сейчас же профессура Берлинского университета составила приветственный адрес, в котором выражалась глубочайшая уверенность, что мощь немецкого оружия и личная доблесть его величества кайзера Вильгельма II станут залогом победы.

В качестве оружия Вильгельм II выбрал не пистолет или саблю, а только что прошедший ходовые испытания новенький линкор «Байерн» – тридцать с лишним тысяч тонн водоизмещения, восемь доселе невиданных 380-миллиметровых орудий, шестнадцать казематных 150-миллиметровых орудий раздельно-гильзового заряжания, пять подводных 600-миллиметровых торпедных аппаратов, 14 водотрубных котлов Шульце-Торникроф и три турбины Парсонса, приводящие в действие три винта. И броня в тридцать пять сантиметров толщиной, уходящая намного ниже ватерлинии. В штатном режиме линкору требовался экипаж в тысячу человек, но спешно проведенная на верфи в Киле реконструкция с установкой автоматических устройств подачи топлива в двигатели, а также зарядов к орудиям позволяла управлять этим воплощением смертоносной мощи одному человеку. Или двоим, чтобы исключить даже минимальную заминку в условиях сражения…

При этом Вильгельм великодушно предложил «дорогому кузену» выбрать не обязательно аналогичную боевую единицу, а любую другую.

Всем было известно, что линкоров аналогичного класса в российском флоте нет. Первый лорд британского Адмиралтейства Уинстон Черчилль выступил на закрытом заседании верхней палаты парламента с предложением передать Российской империи один из линейных кораблей Гранд Флита, например, недавно построенный «Ройял Оук», не уступавший «Байерну» в скорости…

– Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна, – сказал в своей речи Черчилль. – Зачем отказывать Николаю Второму в этом суровом испытании?..

– Кажется, это единственный шанс для британского линкора сразиться с немецким, – съязвил военный министр лорд Китченер, давний оппонент Черчилля. – В последнее время ваши адмиралы так старательно избегают встречи с Флотом открытого моря…

– Тем более, – парировал сэр Уинстон. – Если это единственный шанс, его надо использовать!

Для переговоров в Санкт-Петербург был командирован адмирал Дэвид Битти. Отважный ирландец, успевший потрепать немцев в начале войны, в сражениях при Гельголандской бухте и Доггер-банке, был самым молодым британским адмиралом со времен Нельсона. Идея поединка двух кораблей чрезвычайно пришлась ему по сердцу. Не зря у Битти была репутация флотоводца, который никогда не покидает мостик, несмотря на огонь противника, сохраняя при этом способность мыслить быстро и хладнокровно. Адмирал даже выразил готовность лично участвовать в великом поединке со всеобщим врагом.

Русский император колебался…

На малом вечернем приеме у государя присутствовали Григорий Распутин, академик Российской Академии художеств Николай Рерих, только что преподнесший императору свою картину «Березы Гималаев», и французский посол Морис Палеолог, который доставил Николаю II послание президента Пуанкаре, гласившее: «Дорогой и высокий друг! Да будет мне дозволено Вашим величеством высказать ему, сколь опасным и одновременно благородным мне представляется задуманное предприятие. Ваше величество со свойственным ему столь высоким и просвещенным пониманием интересов союзных стран не поколеблется перед тем, чтобы поставить на карту собственную жизнь ради завершения этого тягостного для всех противостояния…»

– До нас дошел слух, что король Георг готов предоставить вашему величеству один из лучших своих линкоров, – проговорил посол Франции. – Англия, конечно, заслуженно именуется владычицей морей, но давняя и тесная дружба обязывает Францию предложить Вашему величеству линкор «Лангедок»…

– А завтра американцы свою «Неваду» новехонькую предложат, – перебил его Распутин. – Мы, конечно, не откажемся ни от Лангедока, ни от Невады, ни от прочих земель, – тут Григорий Ефимович раскатисто захохотал, показывая слегка озадаченному послу, что территориальные претензии высказаны им в шутку. – Но за русскую землю чужим мечом биться не должно! Война – Вторая Отечественная, а корабль иноземный? Не пойдет!