Анатолий Домбровский - Падение к подножью пирамид

"Да, слышу, - ответил Лукашевский. - Прощайте".

Полудин вошел в аппаратную уже после того, как Лукашевский выключил радиостанцию. На нем была брезентовая роба, широкий со стальными кольцами пояс верхолаза, в руках он держал резиновые электромонтерские перчатки. Похлопав перчатками по ладони, Полудин сказал, что готов двинуться в путь, на линию.

"В этом нет никакой нужды, - ответил ему Лукашевский. - К тому же вы уволены, - и добавил, когда у Полудина от растерянности отвисла челюсть: Кстати, я тоже уволен. Одновременно с вами. Три недели назад. Расчет уже давно ждет нас на почте. Так что если нам куда и нужно двинуться, так только в райцентр. На вашей "Хонде", Полудин, потому что моя "чайка" не пройдет". "Чайкой" Петр Петрович называл свою машину. Пересказал Полудину радиоразговор с начальником управления. Полудин сел, схватился за голову. "Без ножа зарезали, - сказал он. - Всему хана".

Петр Петрович давно не интересовался, как обстоят у Лолудина дела с его переездом в райцентр, на новое обещанное ему место работы. Теперь выяснилось, что работу и квартиру в райцентре Полудин сможет получить только в июле-августе или даже позже и что все это время ему придется жить без зарплаты на маяке.

Александрина, узнав о случившемся, всплакнула, ушла в коровник и сидела там, пока Петр Петрович и Полудин отделяли коляску от "Хонды" и позвали только тогда когда понадобилось запереть ворота.

"Если опять появятся эти бандиты на лошадях, - сказал ей Полудин, выкатив мотоцикл за ворота, - не открывай им. А станут ломиться, стреляй из ружья. Оно стоит в коридоре".

"В воздух, разумеется, - добавил Петр Петрович. - Через час-другой мы вернемся". Уже возвращаясь из райцентра, Лукашевский и Полудин догнали на дороге человека, который шел к маяку. Человек был в защитной военной форме с автоматом на груди.

"Куда, служивый?" - спросил его Лукашевский, когда Полудин притормозил рядом с ним.

Путник был молод, лет тридцати-тридцати пяти, белобрыс, скуласт, небольшого роста, широкоплеч, голубоглаз, улыбчив. Придерживая на груди автомат обеими руками, он весело подмигнул Лукашевскому и Полудину, обошел вокруг "Хонды", снова подмигнул, дескать, машина что надо, и замер с вопросом в глазах, словно забыл, о чем спросил его Лукашевский.

"Эта дорога ведет к маяку", - сказал Лукашевский.

"Естественно, - улыбнулся крепыш. - Что дальше?"

"Дальше? - Лукашевскому не понравилась его манера разговаривать, но делать было нечего, сам ввязался с ним в разговор, пришлось продолжить. - Дальше мы интересуемся, куда вы идете. Не на маяк ли?"

"А вы?" - закачался с каблука на носок путник.

"Мы-то на маяк, - не скрывая раздражения, ответил Петр Петрович. - Мы там трудимся и живем. Потому и спрашиваем, не к нам ли вы идете.

"Вы там не трудитесь, а только живете, - сказал путник. - Во всем нужна точность. А я иду туда трудиться".

"Слушай, парень, - не выдержал Полудин, - перестань корчить из себя важную шишку. Мы уже поняли, кто ты: тебя направили на маяк сторожем. Вот и топай. А мы тебя соответственно встретим".

Полудин газанул и отпустил рычаг муфты. "Хонда" рванулась и понеслась, лихо набирая скорость.

"Не надо было так, - прижимаясь к Полудину, прокричал ему в ухо Лукашевский. - Как-то нехорошо получилось".

"Перетопчется", - ответил Полудин.

Пока ехали, пока перетаскивали мотоцикл через глубокие промоины, договорились о том, что Полудин вернется за сторожем и привезет его на маяк. Петр Петрович сошел у маяка, а Полудин, круто развернувшись, помчался обратно. Через полчаса вернулся со сторожем. Петр Петрович открыл им ворота.

"Рудольф, - смеясь, представился Петру Петровичу сторож. - Или просто Рудик. Не дали вы мне там повыпендриваться. Я заскучал было в дороге - уж очень невеселые тут места, хотел поиграть малость, а вы - сердиться. Не сердитесь. Я нормальный парень. Немного, правда, с приветом - это после Афганистана. Но вполне, как говорится, коммуникабельный".

Петр Петрович уступил Рудольфу одну из своих комнат, спальню, вместе со всей мебелью. Рудольф намеревался перетащить в переднюю комнату диван, а себе взять раскладушку, но Петр Петрович настоял на своем. Спросил у Рудольфа за обедом, как тот представляет себе свою будущую службу на маяке.

"Очень просто, - ответил Рудольф. - Днем буду спать, а ночью - дежурить на башне. Таково предписание. А когда вы уедете, кое-что изменю, но это - секрет для всех".

"Дежурить будете с этой штукой?" - спросил Петр Петрович об автомате.

"Обязательно, - сказал Рудольф, потянувшись к автомату. - С этой штукой не расстанусь. Она мне нравится.

К тому же мне приказано охранять маяк как военный объект. Усекаете ответственность?"

"Усекаю", - ответил Петр Петрович и с тревогой подумал о том, что произойдет, если Рудольф неожиданно встретится с Гостем.

Два дня Лукашевский и Рудольф занимались тем, что сверяли с описью наличие всякого рода имущества и составляли акт его передачи и приема. Петр Петрович, вопреки приказу управления, включал по вечерам маяк, убедив Рудольфа в том, что это надо делать, пока есть горючее. Полудин помогал ему. Вместе они старались обучить Рудольфа управлению маяком на тот случай, если удастся, добыв горючее, поддерживать маяк в рабочем состоянии и дальше. Рудольф оказался прилежным учеником, сообразительным малым и, как он не без гордости заявлял сам, "упорно овладевал знаниями, старался быть примером в боевой и политической подготовке". По ночам однако, забирался с автоматом на башню и простаивал там до рассвета. Петра Петровича это забавляло, а Полудин вертел у виска пальцем и уверял Петра Петровича, что Рудольф "определенно чокнутый",

На пятую или на шестую ночь Петра Петровича, да и Полудиных тоже, разбудила длинная автоматная очередь. Петр Петрович выбежал из дому в чем был, столкнулся во дворе с Полудиным.

"Что случилось?" - спросил он на бегу.

"А то, наверное, что я говорил", - ответил Полудин.

Вместе они поднялись на башню. Рудольф спокойно сидел на балкончике и набивал рожок автомата новыми патронами.

"Ты что? - накинулся на него Полудин. - Совсем того?"

"А вот, - улыбаясь, ответил Рудольф и тронул пальцем вонзенную в деревянные перила стрелу. - Они по мне из лука, а я по ним из автомата. На лошадях, мерзавцы. Здорово, видно, я их пугнул. Вмиг исчезли". "А если бы убил? - спросил Лукашевский, стуча зубами от холода. - Ведь мог бы и убить. Или уже убил". "Утром увидим, - ответил Рудольф. - А сейчас приказываю вам покинуть мой пост. Быстро!"

Петр Петрович и Полудин переглянулись и стали спускаться.

"Спокойной ночи! - весело крикнул им сверху Рудольф. - Привыкайте к боевой обстановке, голоштанники!"