Александр Етоев - Человек из паутины

- Только, - развел он руками, - я деньги на работе забыл. Можно в долг? Я скоро отдам.

Ванечка стоял у гранитной тумбы под тихими весенними тополями и смотрел, как в янтарной жидкости, заполнявшей пластиковый бокал, плещется весеннее солнце. От залива дул ветерок. По Аларчину шли прохожие, и Ванечка тихонько следил, не проскочит ли кто знакомый. К издательству он подойти не решался - во-первых, к чему быть узнанным? Официально он на больничной койке, лечится от своей заразы, и окунаться в перевернутый мир дурных подстрочников и перевранных сюжетов хотелось ему меньше всего. Тем более когда есть солнце и пиво.

Единственное, что его смущало, что спутывало его мысли в клубок и загоняло их, как дурной котенок, в темный угол подсознательных комплексов, - нет, не эта Ванечкина болезнь, за те месяцы, что они с ней жили, она сделалась не то что своей, просто некоторой досадной помехой, вещью муторной, но вполне выносимой, вроде стрижки или утреннего бритья ну, действительно, всего-то делов - раз в три дня счищать с себя паутину да внимательно следить за одеждой, чтобы где-нибудь нечаянно на штанину не налип паутинный ком. Смущало его другое - Машенька, их встреча в больнице. Он и в лица-то, мелькающие вокруг, вглядывался в основном потому, чтобы в промельке случайной фигуры разглядеть, не упустить Машеньку. Понимая, что такая случайность невозможна в городской толчее, понимая - и все равно надеясь.

- Вепсаревич!

Ванечка обернулся.

- Ты какого хера здесь делаешь?

Ванечка сперва покраснел, потом выдавил из себя улыбку. Перед ним стоял Валька Стайер в обнимку с батареей бутылок. Первобытная его борода клочьями торчала по сторонам. Очки на его взмокшем носу перекосились, как неотлаженные качели, причем правый, блестящий, глаз, как взошедшая невпопад луна. плавал высоко в поднебесье, а такой же блестящий левый приближался к пещере рта.

- Я тебя из-за витрины увидел, когда в винном водяру брал. Смотрю харя вроде знакомая - бледная, но вроде родная. Тачка за углом, водка - вот она. Все, старик, короче - поехали.

- Валя, ты откуда свалился-то? С Марса, что ли?

- Круче, Ванька. - с Америки. Сан-Франциско, Золотые ворота, слышал? Вроде как ваш мост Володарского, только выше и сделан не из говна Всё. Ванька, там счетчик щелкает. Наговоримся еще, поехали.

- К кому едем-то? - спросил Ванечка десять секунд спустя, уже впихиваясь в фыркающую мотором машину.

- Как это к кому! К Завельским вестимо!

Глава 4. У Завельских

По дороге к братьям Завельским останавливались еще три раза. Брали Верку, Аську и Аньку, Валькиных старинных знакомых. Еще брали на Загородном шампанское, которого захотели девушки, и зачем-то еще портвейн для кого-то из ностальгирующих приятелей. Водитель недовольно покряхтывал но требования компании выполнял.

Натан и Женька Завельские жили на Староневском. Окна их отдельной квартиры глядели на проходной двор и на пестрые скаты крыш, ощетинившиеся печными трубами. По крышам гуляли голуби и шуршали облупившейся краской.

Ванечка Завельских знал с юности, Вальку, примерно, так же. Стайер был гражданином мира, Завельские, наоборот, домоседами. Давнее желание Вальки сбежать от нашей долбаной совсистемы - осуществилось лет пятнадцать назад, когда ток в большевистских проводах еще тек, но уже медленно, с одышкой астматика.

Ванечке у Завельских нравилось. Здесь он чувствовал себя без напряга. Здесь же Ванечка познакомился и со Стайером. Было это в середине семидесятых

Когда Валька, Ванечка и благоухающий любовью букет из Верки, Аськи и говорливой хохлушки Аньки с хохотом ввалились в прихожую, у Завельских уже гуляли вовсю. Всех их сразу же впихнули за стол, раздвинутый по случаю многолюдства. Рядом с Ванечкой оказалась девица, рыжекудрая и с подрисованными бровями.

- Вы тот самый Вепсаревич, который у Юфита снимается? - спросила она у Ванечки, и он почувствовал, как ее худенькое колено робко жмется к его ноге.

- Не у Юфита, - ответил Ванечка. - Я вообще в кино не снимаюсь

- Извините, это я спутала. - Девица спешно отодвинула ногу. - У того актера фамилия на вашу похожа - такая же звериная, как у вас.

Ванечка улыбнулся, наполнил рюмки, и свою и своей соседки, и, продолжая улыбаться, спросил:

- А ваша на чью похожа?

Рыжая засмеялась:

- Моя фамилия Воробей.

Пришла очередь рассмеяться Ванечке. Рыжая не обиделась на это нисколько, а оглядев компанию за столом, шепотом ему объяснила:

- Я сюда с Сергеем пришла, он мой муж, он в соседней комнате отдыхает. А вон Татьяна, его жена, вон она, между Софроновичем и Рыдлевским.

- Не понял, - ответил Ванечка честно. - Если вы здесь с Сергеем и он ваш муж, то почему тогда Татьяна - его жена? Сергей, он что, двоеженец?

- Все просто, с Танькой они в гражданском браке, короче нерасписанные они с Татьяной. А мы числимся с ним муж и жена, официально. Но живет он с Танькой, уже три года как мы расстались. Ну, встречаемся иногда, когда они с Танькой ссорятся. Так, раз в месяц, нерегулярно.

- Давайте выпьем, - сказал ей Ванечка, у которого от этих раскладов уже начало свербить в голове.

- За любовь, - ответила рыжекудрая и прижалась к нему коленом. Валька Стайер отлепился от девушек и поднялся над пиршественным столом. Был он мудрый и бородатый, как демон. И едва уже стоял на ногах.

- Ёпт-ть, - прочистил он для разминки голос. Затем налил себе из бутылки в фужер и поднял его под самую люстру. - Предлагаю всем джентльменам встать и выпить за представительниц прекрасного пола, которые здесь пр-рисутствуют. Девушки, - чистосердечно признался Валька, когда джентльмены встали, - я вас всех люблю! - Он выпил одним махом фужер и полез целоваться с теми, до кого смогла дотянуться его лохматая борода пророка. Закончив ритуальное лобызание, Валька сдернул с себя очки и, размахивая ими, как Троцкий на заседании Петросовета, продолжил пьяную речь. - Завтра я уезжаю в свою долбаную Америку... - Он запнулся. - И правильно делаю... - Он запнулся опять. Затем хлебнул из чьей-то початой рюмки и с обидой в голосе произнес: - Я здесь кто? Я здесь никто! Меня вчера в Адмиралтейском саду ваши сраные менты повязали, когда я выпивши поцеловал в задницу долбаную лошадь Пржевальского. У меня баксов была чертова туча, так они, суки, обчистили меня до последних трусов. То есть если я у вас в России хожу поддавши, так выходит я уже не человек, а говно? Грабь меня, выходит, каждый кому не лень, а я должен поднять руки над головой и целовать сраную ментовскую задницу, как икону Христа Спасителя?

- Менты - суки, - поддержал его Вепсаревич.

- Мальчики, не будем о грустном, - позвенела вилкой о рюмку моя соседка. - Давайте выпьем, а после Женечка Софронович что-нибудь нам споет. Женечка, спой нам что-нибудь. Если женщина просит...