Александр Студитский - Ущелье Батырлар-Джол

Наследственность в этих книгах изображалась крупинками особого вещества, необычайной стойкости и неизменности. Вещество менялось не более одного раза в пять тысяч лет. А изменения животных и растений достигались бесчисленными комбинациями в этих неизменных крупинках. Петренко чувствовал, что он словно глупеет от этой науки, которая вместо власти над природой сообщала ему бессилие и беспомощность перед ее косностью.

Откровение пришло совершенно неожиданно. Он уже переходил на четвертый курс, когда в руки ему попался скромно изданный томик работ Мичурина. Петренко не пошел на лекции, пропустил все занятия, просидел в общежитии весь день, опомнившись только поздней ночью.

Он читал, забыв обо всем, глотая страницу за страницей. Ему не приходило в голову записывать, конспектировать. Это было не нужно. Смысл прочитанного ложился в сознании как нечто само собой разумеющееся, давно знакомое и понятное, словно рожденное в его собственной голове. Только в одном месте он задержался, пораженный. Пошарил рукой, достал не глядя карандаш. Записал запомнившиеся на всю жизнь слова:

"Мы должны уничтожить время и вызвать в жизнь существа будущего, которым для своего появления надо было прождать века... века медленной эволюции".

Сейчас, обходя свои делянки, он вспомнил эти слова Мичурина.

- Именно так, - сказал Петренко. - Мы должны вызвать в жизнь существа будущего.

Его глаза сузились, когда он посмотрел на своих питомцев. Мощные кусты кок-сагыза огромными размахами полуметровых листьев перекрывали широкие междурядья. Пожелтевшие стебли с закрывшимися корзинками цветов поднимались выше колен. Да, несомненно, растения были существами будущего, пришельцами из тумана грядущих тысячелетий. Секундомер ускорил время и вызвал их в жизнь.

- Много бы я сделал, если бы руководствовался вашей наукой, пробормотал Петренко, вспомнив свой разговор с директором и сейчас же забыв о нем.

Он опустился на корточки над одним из кустов. Земля была влажная, едва успевшая уплотниться после полива. Петренко ощупал корень. Пожалуй, до весны рост растений прекратился. Можно копать.

Он поднялся, обуреваемый сомнениями. Эти кусты были его гордостью, его будущей славой. Три года вел он отбор самых могучих растений, потомков тех, что он вывел из черенков с укрепленными клетками. Признак поддался отбору. С каждым поколением увеличивались клетки и скорее шел рост, крупнее становилось все растение, - корень, листья, цветы, семена. Здесь находилась самая лучшая группа, над чем он бился все лето.

Все было обдумано, все принято во внимание. Последний вариант удобрительной смеси предусматривал обязательное повышение каучуконосности. Если... если не было ошибки в заключениях о том, чем обусловлено это свойство. Все лето из головы Петренко не выходила одна беспокойная мысль - о возможной ошибке. Он представлял себе - с поразительной ясностью, точно рассматривал разрез корня под микроскопом, - как под влиянием соков, текущих по сосудам и поднимающих из почвы незримые молекулы солей, возникают капельки чудесной белой жидкости - будущего каучука. Капельки растут, сливаются, переполняют сосуды... И вдруг сомнение словно обжигало мозг. А может быть, нет?

Петренко был достаточно опытным экспериментатором, чтобы гнать такие сомнения, не задумываясь. Но никаких новых вариантов опытов в голову не приходило. Было ясно: если в этой группе каучуконосность не повысилась, - значит, предпосылки были ошибочны. Этим путем изменить каучуконосность нельзя.

"Может быть, на этом остановиться? - подумал Петренко. - Такие размеры - совершенно достаточное свойство хорошего сорта."

И сейчас же замотал головой, отгоняя малодушную мысль. Была поставлена задача - создать сорт, навсегда решающий проблему отечественного каучука. И если полученные растения при крупных размерах будут отличаться низкой каучуконосностыо, задачу разрешенной считать нельзя.

Петренко решительно наклонился, достал лежащую в одном из междурядьев лопату. Бережно разобрал листья, раздвинул, освобождая голую землю, аккуратно поставил лопату, вонзил глубоко в почву, наваливаясь всем телом, и вывернул огромный пласт вместе с корнем кок-сагыза.

Руки его дрожали, когда он старательно счищал землю, освобождая мелкие корешки, отходящие от главного корня. Он взвесил растение в руке. Четыреста граммов! Пожалуй, больше. Ему было трудно сдерживать возбуждение. Он бросил растение на землю, вытер внезапно вспотевший лоб и снова навалился на лопату. Быстро подобрал корень, встряхнул, очистил от земли. Этот был не меньше. Еще. Еще... Было ясно, - корни таких размеров он вырастил впервые.

С десятком корней подмышкой Петренко почти бегом возвращался на станцию. Солнце зашло, и быстро сгущались сумерки. Он никого не встретил. Ворвался в лабораторию. Зажег свет. Бережно сложил свою ношу на стол.

Сполоснув руки, он бросился к весам. Установил их, чувствуя все возрастающее волнение.

"Спокойно, спокойно, Григорий", - говорил он себе, подкручивая винт, чтобы уравновесить весы. Взял первый попавшийся под руку куст, обрезал листву, положил корни на площадку весов. Стрелка резко скользнула по циферблату вправо. 510... 420.. "А черт! - пробормотал он, придерживая площадку рукой. - Четыреста сорок пять", - прошептал он в изумлении. Цифра его ошеломила. Он взял другой экземпляр. В корне оказалось триста восемьдесят граммов. Третий - четыреста десять. Он не отрывался от весов, пока не снял с площадки последнее растение.

От трехсот до четырехсот пятидесяти граммов - таков был вес корней созданной им формы кок-сагыза. Это уже было неплохо. Но не все. Теперь надо было ждать, что даст анализ.

Особой спешки в этом деле можно было не проявлять. Женя Самай, ушедшая в горы с Павлом Березовым, ожидалась еще вчера. Она вернется, вероятно, не позже этой ночи. Но ждать не было сил, да и разрядить возбуждение могла только работа. Петренко снял пиджак, засучил рукава и понес драгоценные корни в химическую лабораторию.

...Была глубокая ночь, когда он заканчивал последнюю операцию. В трубу вытяжного шкафа поднимались последние миллиграммы бензина. На стенках стеклянных колб застыли тонкие желтоватые пленки каучука. Петренко снял сосуды с водяной бани, охладил, поставил первую колбу на весы. Он нарочно не стал производить расчетов, пока не закончил всех взвешиваний.

В глубине сознания разливалась едкая горечь сомнений. Он снял последнюю колбу Записал цифры. Забрал свои корни и отправился к себе в лабораторию.

Возбуждение уже покинуло его. По общему весу колб он догадывался, что каучука в корнях было немного. Это свойство, очевидно, изменить не удалось.