Вячеслав Рыбаков - Первый день спасения
- Ну что, малыш. Хорошо. Давай попробуем.
Она с готовностью умолкла, завороженно глядя на него. Длинное пламя свечи стояло в ее глазах. Он придвинулся к ней вплотную, сел поудобнее. Положил ладони ей на голову с двух сторон. Губы ее приоткрылись; веки, вздрагивая, медленно упали.
- Давай попробуем, - повторил он, и она самозабвенно кивнула в его ладонях.
- Попытайся расслабиться. Почти уснуть. - Она вскинула на него удивленный взгляд. Он пристально смотрел ей в глаза. - Уйди в себя. Глубоко-глубоко. - Веки ее опустились снова, тяжело и безвольно. - Вот сюда, где мои ладони. Ощути. Слева. Маленький шарик. Над ухом, внутри. В голове. Упругий пушистый мячик. Ощути его. Он такой нежный. Потрогай его мысленно. Пальчиками потрогай.
Ее пальцы слабо шевельнулись, точно ощупывая приснившуюся горошину.
- Постучись в него тихо-тихо. Приласкай. Умеешь ласкать? Умеешь. Учись. Скажи: мячик-мячик, откройся. Скажи ему. Он поймет. Он хороший, добрый мячик. Там, внутри, он очень горячий. Там вспышка и много сил. Скажи ему ласково. Скажи тихо: мячик, откройся, пожалуйста, мне очень нужно. Очень. Очень. Очень, очень нужно. Захоти и попроси. Тихонечко: мячик-мячик...
С изумленным, восторженным, почти болезненным вскриком девочка прянула, выпав из его устало повисших рук. Он откинулся на стену спиной и затылком. Часто дыша, трепеща, девочка стояла перед ним на коленях.
- Удалось... - совсем обессиленно проговорил он. - Надо же... Как мы похожи. Как мы все-таки похожи...
- Что ты сделал? Так горячо внутри... и хорошо, ясно... Пульс даже в пальцах слышно...
- Поднял фильтрацию.
- Что?
Он помолчал, вяло прикидывая, как объяснить. Сказал:
- Теперь ты - как я.
Обеими ладошками она захлопнула себе рот, а потом схватила его руку и прильнула к ней губами.
- Совсем-совсем?
Он не ответил.
- Ты кто?
Он не ответил. Его знобило. Он сидел с закрытыми глазами, коротко и тяжело дыша, распластавшись по стене спиной и плечами. Тогда она снова уткнулась в его ладонь и перепугалась, поняв, какой эта ладонь стала теперь немощной и холодной. Некоторое время она дышала на его пальцы, робко и беззвучно пытаясь их согреть. Минут через десять его дыхание стало глубже и реже. Она спросила едва слышно:
- Ты спишь?
- Нет, - ответил он безжизненно. - Просто очень устал. Прости, малыш.
- Поспи.
- Очень устал. Не уснуть.
Она прыснула и тут же, словно извиняясь, опять прижала его ладонь к губам. Потом все же пояснила:
- Я, например, когда устала, засыпаю буквально пока ложусь.
Он усмехнулся. Рука его постепенно отогревалась.
- Я люблю спать, - призналась она. - Сны так люблю... Тебе снятся сны?
- Конечно.
- Про что?
- Про Землю.
- Про что? - не поняла она.
Он не ответил. Она подождала, потом вздохнула:
- Как странно все...
Он встрепенулся. Жадно полыхнув на нее глазами, спросил скороговоркой:
- Все - будто чужое, да? Не такое, как должно?!
Она опять вздохнула и пожала плечами.
- Да нет... не знаю. Какое есть.
Он сник.
- Я не то сказала? - испугалась она. Он не ответил. - Ты обиделся?
- Нет, что ты.
- Ты не обижайся на меня, пожалуйста. Я и так все время боюсь, - она запнулась. - Знаешь, мне так хорошо никогда не было. Будто снова с мамой, с папой - только еще смелее. Но такое чувство, что карабкаюсь уже высоко-высоко, и сил нет держаться, и отпустить нельзя, потому что если упадешь - разобьешься насмерть... Понимаешь?
Она была как на ладони перед ним. Он покивал, чуть улыбаясь: конечно, понимаю. Ласково и молча погладил ее по голове.
- Ты добрый... У меня просто слезы наворачиваются, как я чувствую, какой ты добрый. Ты еще кому-нибудь откроешь шарик?
Он сгорбился.
- Не знаю, малыш. Не знаю, что делать. Спасти от радиации и мора? Но до войны не было ни того, ни другого - и что с того? Позвать звездолеты? Мы помогать любим... Но вы-то что станете делать? Пять миллиардов вас было!!
Затаив дыхание, она ждала, что он скажет еще. Он молчал. Тогда она попросила несмело:
- Тетеньке открой, пожалуйста. Она тоже добрая.
Он засмеялся неприятным, беззвучным горьким смехом, и сейчас же у нее болезненно вырвалось:
- Опять не то?..
- По знакомству, да? - зло спросил он.
- Господи, ну что теперь-то? Ты прямо весь в каких-то... в больных гвоздях. Не знаешь, где зацепишь. У тетеньки, - добавила она возмущенно, таких капризных мужчин ни разу не было!
Он долго смотрел на нее с отстраненным изумлением, словно увидел в первый раз. Затем холодно отчеканил:
- Все достойны спасения! Понимаешь? Все!
Осадил себя. Снова откинулся спиной на стену.
- Прости, малыш. Ты лучше не заводи меня.
Она перевела дух. Ей показалось, что сейчас он ее ударит.
- Буду заводить, - с отчаянной храбростью сказала она. - А ты говори все-все. И я тебе.
Он помедлил, испытующе глядя ей в глаза. Она кивнула несколько раз, не пряча взгляда.
- Я... считал себя лучше вас, - сказал он, стараясь говорить спокойно и мерно. - Но оказалось, что не подличал и не врал только потому, что мне ничего не надо было. А когда понадобилось - ого! Значит, если бы нуждался, как вы, то подличал и врал бы, как вы? А ведь... ведь... триста лет коммунизма у меня за спиной! Три века! Это, что ли, ничего не значит?! Значит!! Значит, отдельный человек ни в чем не виноват! Просто на краю люди сходят с ума! Это как боль, как туман. Невозможно побороть!! - он вдруг понял, что кричит, и снова попытался овладеть собой. Вздохнул медленно. - Люди такие разные... сложные... ты не представляешь. А на краю людьми остаются только те, кто махнул на себя рукой. На краю остаются только святые и мерзавцы. Одни махнули рукой на себя и стали святыми. Другие махнули рукой на все, кроме себя, - и стали мерзавцами. А остальные... то ли случая выбирать не представилось, то ли махнули на все вообще... они никем не стали. И суть одна - беспомощность... Нет, надо увести людей с края.
- Так ты нас уведешь? - зачарованно выдохнула она, наконец дождавшись этих слов.
Стало тихо. Удивительно тихо. Ночь, как громадная вода, неслышно текла над детскими головами.
- Просто не знаю, - пробормотал мальчик. - Просто не знаю, как подступиться.
У нее опять слезы горячо наполнили гортань и переносье - такое страдальческое лицо сделалось у него.
- Но ведь он же смог... - глухо сказал мальчик.
Она хотела спросить, кто смог и что, но он резко поднялся и взметнулась сзади, отставая, рубашка - подошел к вышибленному в звездную ночь окну. Стоячее пламя над огарком вздрогнуло и заплескалось.
Рубашку-то извозил - страх, подумала девочка. Давно стирать пора, да прокипятить бы с порошком... Прокипятишь тут, как же.
- Свеча догорает, - негромко сказала она.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});