Наталья Соколова - Захвати с собой улыбку на дорогу
- Вот-вот. Причина - Человек был обижен на Главу Государства, потому что рассчитывал стать если не вице-президентом Академии Наук и Искусств, то по крайней мере одним из двенадцати членов президиума, а этого не произошло.
- А не потому ли он готовил покушение, - выскочил прокурор, - что не было свободы личности?
- И это тоже. Да, да! Насчет личности он очень часто говорил, припоминаю.
Вяло пробормотал несколько слов защитник, назначенный на эту роль судом без согласования с Человеком. Да, подзащитный заблуждался... совершал... Но впредь никогда... Передуманное и перечувствованное в узилище...
Произнес короткую речь прокурор.
- Отказался подать просьбу о помиловании. Отказался повесить на шею нательный крест, который выдается вместе с тюремной одеждой. Враг общества, враг порядка...
Суд удалился на совещание.
Человек смотрел в окно - виден был только квадрат неба, летал пух от тополей, мелькнула и пропала какая-то птица, быстрая, свободная.
Приговор гласил - смертная казнь.
Друг схватился за сердце, по щекам его текли жалкие слезы.
- Я не думал... прости...
Его быстро увели. Все это не имело ни малейшего значения.
Красивая накрашенная дама, проходя мимо Человека, отколола от платья ветку сирени и положила перед ним на барьер. Никто ее не остановил.
Он взял с собой эту ветку в камеру. Но она тут же завяла.
В тюрьме не живут цветы. В тюрьме выдерживают только люди.
Человек сидел в камере с толстыми стенами и узкой щелью окна, наглухо заделанной дощатым щитом. Пол был скользкий от сырости, бегали крысы. Сверху свисала на шнуре электрическая лампочка, беспощадно освещая голые углы, койку, кружку с ложкой. Писать и читать не разрешалось.
После полуночи шаги в коридоре поутихли, глазок в двери стал реже открываться. Натянув на себя одеяло, повернувшись лицом к стене, Человек достал маленькое круглое зеркало - то самое, которое он снял в кабине Зверя, когда прощался.
Прислонил к подушке.
В зеркале появился Зверь.
Нет, это сказано неточно - ведь Зверь был огромный, а зеркало маленькое. Появилась часть Зверя, кусок Зверя - то, что могло уместиться, вписаться в небольшой кружок. Еще точнее - появился глаз Зверя с тяжелым, выдающимся вперед бронированным веком, похожий на глаз крокодила.
- Ну вот, - сказал Человек и чуть усмехнулся. Он был очень доволен, что видит Зверя, и толстые тюремные стены сразу куда-то отодвинулись. - Вот так. У тебя никого?
Еле слышно щелкнуло реле.
- Никого. А у тебя?
- Тоже. Я ведь в одиночке. - Человек готов был даже похвастаться такими исключительно благоприятными условиями. - Как дела? Еще не заметили, что фара пустая? Не осматривали тебя?
Нет, его никто не осматривал. Сейчас им не до него.
- А суд уже был? - спросил тихий голос с отчетливым металлическим привкусом, далекий приглушенный голос Зверя.
- Не был, - после паузы ответил Человек.
Он не любил говорить неправду. Но зачем их волновать раньше времени? Когда узнают, тогда узнают.
Глаз, похожий на глаз крокодила, часто замигал.
- А Русалка плачет. - Человек скорее угадал, чем услышал глубокий вздох. - Русалка теперь все плачет.
- Хм. - Человек нахмурился, дернул плечом. Стал кусать ногти. Значит, с тобой никто не занимается, никто не повторяет пройденное? Ну-ка, отвечай, для изготовления твоего костяка какие потребовались сплавы?
Опять раздался треск реле - едва уловимый, игрушечный. И тихий металлический голос начал перечислять твердо, чисто, немного замедленно, с серьезной исправностью первого ученика:
- Пермендюр. Перминавр. Сендаст или альсифер. Виекэллой. Хромаль жароупорнее, чем фехраль. Кунифе. Кунико...
"Как по писаному". На душе у Человека потеплело.
- Ну, прилично. А особые свойства альсифера?
Зверь ответил на все вопросы. Потом сказал, как всегда, бесстрастно:
- Чтобы тебя утешить, я тебе спою. - Никогда раньше он не пел при Человеке, не предлагал ему этого. - Песня хороша, она бодрит. - Это были правильные - чересчур правильные - фразы иностранца, который осваивал язык по карманному разговорнику. - Вот теперь послушай.
И запел: Захвати-и с собой улыбку на дорогу...
Далекий металлический голос дребезжал тоже немного поигрушечному, приглушенно - как будто дрожал не громыхающий лист железа, а сухо шелестящий листок фольги.
...Приговор был опубликован во всех газетах. Внизу стояло "Обжалованию не подлежит".
Академия Наук ходатайствовала перед Главой Государства о замене смертной казни через повешение на пожизненное заключение в крепости, принимая во внимание талант подсудимого и его прошлые заслуги перед родиной. На этот раз первой стояла фамилия президента академии.
Дело подали на подпись Главе Государства. Он сидел за шахматным столиком, разбирал этюд. У ног его на ковре лежала борзая, вся удлиненная, очень породистая, с умной узкой мордой, с подобранным животом; она, вытянувшись, напряженная, как струна, сторожко косилась на секретаря.
- Что у вас? Ах, это. - Он взял досье, перелистал бумаги.
- Сегодня как раз истекает срок... - начал секретарь.
- Знаю. Молчать, тубо! - это уже относилось к собаке, которая зарычала (возможно, секретарь по неосторожности подошел к ней слишком близко.) Если будешь ворчать, пошла вон...
Лампа освещала квадраты доски, несколько фигур, собаку на ковре, высокий голый лоб Главы Государства и его впалые щеки, руку с длинными гибкими пальцами, которая держала самопишущую ручку.
- Не стоит плодить мучеников. Они опасны, - сказал Глава Государства. Вычеркнул слова "смертная казнь через повешение" и задумался. Золотое перо повисло над листом бумаги. - Пожизненное заключение? Почти то же самое. Ореол страдания... Ну, вот так. Наказание забвением. - Он аккуратным бисерным почерком вписал несколько строк, поставил свою подпись. Обернулся к секретарю, который стоял у его плеча с пресс-папье наготове, молчаливый и преданный. - Помяните мое слово, через десять лет никто в стране не сможет вспомнить, как его звали и чем он занимался. Будут говорить: "Какая-то давняя история... этот... как его..." - Он процитировал старинные стихи: "Река веков стирает равнодушно следы людские на песке..." - И пока секретарь промокал написанное, тонкие губы хозяина тронула знающая, умная, скверная улыбка. - А если бы я его убил... - труп, он стал бы знаменем. Вошел в анналы истории. Нет, не будем так милосердны, верно? Человек без родины... Позабытый человек... - Премьер резко захлопнул папку с деловыми бумагами и, расставляя длинными гибкими пальцами фигуры, с удовольствием, со вкусом стал рассказывать о тонкостях в решении этого красивого, оригинального этюда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});