Андрей Шаганов - Ловля Минотавра на живца

— Не имеет значения! Каковы мерзавцы! Вокруг них плотная сеть систем слежения, и никто не заметил, кто и когда зарезал этого Лукато!

— Да, согласен с вами, сэр! На этот раз мы набрали более сильную команду игроков.

— Там, кажется, у нас есть парочка мафиози?

— Теперь уже один.

— Как это так «один»? Где второй?

— Второго как раз сейчас везут в мусоросжигатель.

— Ого! Я думал, что такие умирают последними.

— Спешу сообщить вам, что жетон старшего группы передан человеку.

— Кому конкретно?

— Товарищу того, у кого он был раньше.

— А что поделывают роботы?

20

Бахам-младший, а именно так звали мальчика, который, сам того не желая, выпросил значок у Бешеного Тедди, сидел на переднем сиденье вездехода и любовался своим приобретением. Ему было двенадцать лет, а в этом возрасте самое время открывать мир. Ребенком он был неизбалованным, хотя являлся единственным отпрыском довольно состоятельной семьи. Отец держал его в черном теле, желая развить в сыне волю к победе, каковой обладал сам. Родитель считал, что его сын должен пройти через те же испытания, что и он, чтобы стать настоящим мужчиной. Но до сих пор ничего не получалось. Многочисленные лакеи и гувернантки, тайно подсылаемые матерью, в считанные часы благоустраивали любую, самую дикую обстановку, и жизнь Бахама-младшего текла без проблем.

Как уже говорилось, это был худой, бледный подросток с не по возрасту усталым и разочарованным взглядом. Впрочем, он скорее всего притворялся, стараясь быть похожим на взрослых. Его серые глаза постоянно горели любопытством, но, стесняясь, он очень часто прятал их под густыми длинными ресницами. Вытянутое аристократическое лицо, как правило, было безмятежно. Но внимательный взгляд всегда смог бы прочесть все мысли мальчишки на его чистом лобике.

Одет он был дорого, но неброско. Родители знали толк в материях — это был их бизнес. Поэтому Бахам-младший был одет во все крепкое, надежное и, вследствие двух первых обстоятельств, очень дорогое. Цвета он выбирал сам, и поэтому синие джутовые брюки тончайшей выработки прекрасно сочетались с такой же ковбойкой, а дополняли и оттеняли это все ремень из змеиной кожи и такие же полусапожки. Мальчик был одет почти как настоящий ковбой.

Значок он сначала приколол к своей ковбойке, но на этом месте он был плохо виден владельцу. Поэтому он прицепил его на панели приборов и с восторгом разглядывал редкую вещицу.

— Господин Клайд! — позвал мальчик.

— Я вас слушаю, — ответил гид. — Говорите, пожалуйста.

— Могу я потом оставить себе знак старшего группы?

— Простите, а с кем имею честь беседовать?

— Бахам-младший. — Мальчишка машинально поклонился рации.

— У меня в списках нет вашего имени, — после короткой паузы ответил Клайд. — В какой машине вы следуете?

— Наш номер — восемь, — ответил гувернер, сидящий позади.

— Ага! У меня в картотеке вы зарегистрировались как мистер Стейтс, не так ли?

— Да, разумеется.

— А кому вы намерены передать знак?

— Моему подопечному, Бахаму-младшему.

— Я не возражаю. Но на ближайшей стоянке мы все же выберем старшего группы, и знак придется передать ему. Вы согласны?

— Да, я согласен, — кивнул мальчишка. — А после окончания путешествия могу я оставить его себе как сувенир?

— К сожалению, не я решаю такие вопросы, но постараюсь замолвить словечко в вашу пользу.

Клайд не врал. Вся эта затея не очень-то ему нравилась. Поэтому он твердо решил для себя оставить ребенка в живых, чего бы ему это ни стоило. Впрочем, он не мог знать, чего могут стоить ему возражения хозяину.

Ведь мысли о собственной смерти очень плохо укладываются в рамки человеческого разума. Каждый почему-то считает, что он в этом мире едва ли не самая главная деталь, относиться к которой следует предельно бережно. И если он погибнет, то рухнет весь этот прекрасный мир, похоронив под собой и убийц, и равнодушных. И в этом человек, наверное, прав. С гибелью каждого существа невозвратно отмирает некая частица Вселенной, и на месте ее возникает зияющая пустота. Быть может, «черные дыры» — противоположность сияющих светил — и есть следы умерших вселенных. Человек, согласный с таким положением, никогда не станет убийцей. Мало того, он всеми силами будет защищать жизнь не только свою, но и любую другую.

Но Клайд не учел одного обстоятельства. Есть еще, к сожалению, на свете люди, ценящие свои амбиции намного дороже человеческой жизни. Они готовы вымостить свой путь мертвыми телами и считать их только ступеньками на пути к цели, зачастую имеющую ценность только для них самих. Именно к людям такого сорта относился Фингер Двадцать Первый. Он убивал только для того, чтобы разогнать скуку, захватившую его избалованную натуру.

Клайд не успел выйти на связь с замком. Роботы приступили к действиям раньше. Наученные опытом погибшего товарища, они не двигались теперь по прямой, а постоянно меняли высоту и положение относительно цели. Маневрирование затрудняло прицеливание, зато через короткое время картина стала трехмерной, объемной. Недостаток снайперов был в программе, которая определяла целью маяк и ограниченное пространство около него. Расчет, как вы помните, был на то, что мишень будет находиться на груди жертвы. В этом случае практически любое ранение было, безусловно, смертельным. Удаление от цели и расположение стрелков относительно нее не имело большого значения. Поэтому два импульса, невидимых при дневном свете, поразили цель под разными углами.

Удар деструктора совершенно нечувствителен для человека. Нет ни боли, ни разорванных мускулов и переломанных костей. Зачастую нет даже крови.

Просто в теле мгновенно появляется канал, как от сверла диаметром в семь-восемь миллиметров, который, впрочем, тут же заполняется кровью и неповрежденными тканями. Деструктор разрушает связи между молекулами. Смерть же наступает, как правило, от внутреннего кровоизлияния.

Ходили слухи, что деструктор изобрел врач, озабоченный стерильностью хирургических операций. Ничего удивительного в этом предположении нет, гильотину тоже изобрел хирург. Ну а военные нашли инструменту свое применение.

Первый выстрел настиг гувернера Стейтса, сидящего посередине заднего сиденья. Он не мог понять, откуда на него навалилась такая внезапная слабость. Удар луча пришелся в правую часть груди. Он прошил наискосок оба легких, не задев при этом сердца. Однако были повреждены слишком многие кровеносные сосуды. Легкие стали быстро наполняться кровью. Поэтому, когда Стейтс спустя минуту хотел что-то сказать, он зашелся клокочущим кашлем. Изо рта и из носа у него ручьями хлынула кровь, и гувернер повалился вперед, на женщину, сидящую за рулем. Чтобы не испачкать белоснежной блузки, та вместе с рулем подалась влево, и тяжелый вездеход едва не слетел при этом в придорожные кусты.