Владимир Перемолотов - Повесть о Монахе и Безбожнике

Показывая свою власть над нечистью Шумон подбросил камень на ладони.

Дьявол качнулся вперед. Монах дико вскрикнул и сломя голову выбежал из часовни.

Когда брат Така исчез, Шумон повернул камень и Дьявол пропал.

Оскорбленное достоинство безбожника ликовало!

Это было почище, чем тот пинок, который он получил сегодня днем. Это была победа. Полная и не двусмысленная, тем более, что оспорить её было уже некому.

Несколько мгновений он, остывая, сидел на лавке, и вскоре на смену ликованию пришло раскаяние.

Покачивая камнем, безбожник прищурясь смотрел в распахнутую дверь, все больше укрепляясь в мысли, что поступил он не просто не разумно — такой веский аргумент, как личный Дьявол, следовало бы приберечь напоследок, но и просто нехорошо.

Память о том, что он сам испытал там, у Парных холмов была еще свежа, и с запоздалым раскаянием Шумон представил себе, что почувствовал монах в тот момент, когда увидел Дьявола.

— Хорошо сбежал, — подумал он вслух. — А ну как помер бы? Что тогда?

Представив себе, возможные последствия своего поступка он только головой покачал. Ночной лес был полон опасностей. Там брата Таку подстерегали и звери, и разбойники и даже деревья. У него были шансы вернуться из леса живым, но никак не здоровым, а это означало задержку… Не мог же он бросить раненого? Шумон выбежал из часовни.

Мульп заливал двор желтоватым светом, в котором отчетливо было видно и ограду, и деревья подступившего к ней леса. На ограде Шумон разглядел развивающийся на одном из штырей кусок материи. Забыв об осторожности, он закричал:

— Эй! Монах! Вернись!!!

Ветер отнес его голос в лес, и он пропал там, утонув в темноте.

Шумон кричал долго. Звал монаха, убеждая его, что в часовне нет ничего страшного, каялся, но тот не возвращался — то ли не слышал, то ли не верил безбожнику.

Проклиная себя за несдержанность, Шумон пошел назад, к часовне. Рядом с оградой заверещала какая-то птица и он, представив, что брат Така сидит сейчас так же вот в каких-нибудь кутах и с ужасом ждет погони, вновь закричал:

— Вернись, брат, вернись!

Обеспокоенный судьбой брата Таки он не заметил, как тот неслышно подкрался сзади и ударил его по голове своим тяжелым, как кувалда, кулаком.

Лицо монаха качалось прямо перед его глазами.

Одна половина его была сизо-лилововй, от огромного синяка, а вторая просто залита кровью. Шумон видел его, но помочь ничем не мог — разбойники связали и руки и ноги, так что болтать он ими мог только вверх и вниз. Единственное, чем он мог достать монаха, так это голосом.

— Така, Така, — шепотом позвал он монаха. — Ты живой?

Лошадь, на которой они оба висели, встрепенулась и фыркнула, словно была заодно с разбойниками. Шумон повернулся к ней, чтоб посмотреть, нет ли неприятностей с той стороны. Ждать их сейчас приходилось отовсюду. Положение у книжника было скверное — между разбойниками и монахом. Все они были опасны.

Срочно нужны были союзники, да вот где их брать?

Разбойники в союзники не годились, монах, честно говоря, тоже, но выбирать было не из чего. С монахом он мог, по крайней мере, поговорить.

Шумон вздохнул.

Не оставалось ничего другого, как совершить чудо и примириться с братом Такой. Правда, договориться с ним после того, что случилось меж ними в этой часовне, могло оказаться еще сложнее, чем договориться с Хамадой, но что делать? Делать-то что? В голове крутилась одна и та же мысль — иного выхода не было.

Лошадь проявила здравомыслие, прекратив фыркать, и не начав ржать. «Значит Така, — решил Шумон. — Начну с него. Не такое уж сложное дело— монаха обмануть».

Когда он повернул голову, то встретил взгляд монаха. Глаза у того, едва он увидел книжника, загорелись, и в горле заклокотало.

Брат Така вроде бы еще не понял где находится, но уже знал главное — его враг, враг его Веры был совсем рядом — рукой достать, ножом дотянуться. Хотя Шумон и понимал, что монах сейчас не опаснее червя или гусеницы, но по спине все же пробежала волна холодной дрожи. Это продолжалось всего мгновение, ощущение, едва появившись, сразу исчезло.

— А-а-а-а-а, — заорал Брат по Вере, готовясь сказать что-то безжалостно-грозное, но кто-то невидимый в темноте, подскочил к нарушителю тишины и наотмашь, без жалости хрястнул того по голове. Шумон охнул, а монах страшно лязгнув зубами, перекусил свой крик. Вопль оборвался.

После этого Шумон окончательно понял, что с разбойниками ему не договориться. Нет, он и сам считал, что орать нечего, но затыкать рот монаху таким способом — это уже слишком.

В следующий раз монах очнулся быстро. И снова увидел Шумона. Урок, однако, пошел ему на пользу.

— А-а-а-а-а, — протянул он страшным шепотом. — Живой, дьяволов прихвостень! Нет у тебя силы против истинной веры!

Едва слышный голос монаха чудесным образом передавал весь накал бушевавшей в нем ненависти. Он не мог не попробовать разорвать веревки, дернулся. Шумон сочувственно поморщился, представив, что вот-вот выскочит какой-нибудь разбойник и прежним способом отправит монаха в небытие, но обошлось. Началась игра.

— Убью, гадину!

Шумон вытаращил глаза.

— Меня-то за что? Разбойников убивай, Хамаду… Я, что ли тебя так отделал?

Монах попробовал перегрызть веревку, но быстро понял, что в этом случае он не сможет говорить с книжником, а сдержаться он не мог.

— Ты, тварь, хуже их. Ты дьяволов пособник!

— Нет никакого дьявола! И не было никогда! — шепотом отругнулся Шумон. — Дурак ты… Я же тебе уже говорил.

Монах задергался так, что лошадь оступилось.

— Я-то может и дурак, да с Кархой на одной стороне, а ты..

— И Кархи нет и Пеги твоего нет.

Монаха уже нельзя было разозлить больше и он, задохнувшись, ответил тем же злым шепотом.

— Моего?

Злоба выпрыгнула из него плевком. Он плюнул, но не попал в Шумона.

— Твоего! Твоего, паскуда! Ты дьявола в часовню привел!

Шумон молчал и только головой качал недоуменно.

— Ты что, заговариваешься? Видно сильно тебя по голове саданули…Чего ты несешь? Какого Дьявола?

Монах продолжал шепотом сквернословить, и он не прерывал его, только языком цокал. Когда монах иссяк, он сказал с сожалением:

— Если бы в злых духов верил, то сказал бы, что ты злым духом одержим…

— Сам ты злой дух!

— Да сколько тебе говорить, что нет ни злых духов, ни Кархи, ни Дьявола…

— Дьявола нет? — чуть менее задиристо спросил монах. — И не было скажешь? Да я же ведь его своими глазами видел! Или, скажешь, почудилось мне?