Майкл Муркок - Черный коридор

Похоже, танец немного успокоил женщину: она расслабленно откинулась на спинку кресла, но тут же поднялась и поставила подкормку на стол. Опять присев на край сиденья, она еще немного полюбовалась танцорами, и тут ее взгляд уперся в злополучный баллончик. Она вновь поднялась.

Недоумение и растерянность, отразившиеся на ее лице, подходили скорее обиженному ребенку, чем сорокалетней женщине.

Зажав в руке баллончик с подкормкой, Джозефина направилась к ближайшему окну. Она надавила на кнопку — и одновременно задвинувшиеся на обоих окнах шторы отгородили ее от внешнего мира и солнечного света. Неловко двигаясь в полумраке комнаты, миссис Райн методично опрыскала растения, расставленные на подоконниках.

Словно сомнамбула, она вернулась в кухню и убрала баллончик. Вновь оказавшись в коридоре, она задержалась на пороге гостиной, освещенной лишь мерцанием экрана. Это ей не понравилась — она подошла к окну и нащупала кнопку, но тут же отвернулась, привлеченная действием на экране.

Там что-то рассказывали о производстве, и миссис Райн замерла, пытаясь понять смысл передачи.

Непроизвольно она нажала кнопку и испуганно шарахнулась от окон, когда солнечный свет вновь ринулся в комнату.

Женщина торопливо прошла в кухню, выключив на ходу телевизор. Сварила себе кофе.

В квартире теперь царила мертвая тишина, не нарушаемая даже машинами — редкими гостьями на этой улице. В окнах дома на ее противоположной стороне также не было никаких признаков жизни. Застывшая возле стола фигура с кофейной чашечкой в полусогнутой руке могла с таким же успехом принадлежать заводной кукле, а не хозяйке дома.

Внезапно зазвонил телефон, но кукла даже не шелохнулась. Настойчивые сигналы продолжались. Тогда миссис Райн с тяжелым вздохом подошла к нему и, тяжело прислонившись к стене, подняла трубку.

Возникший на экране человек не проговорил приветствие, а прокричал его — как это свойственно всем пожилым людям.

— Доброе утро, дядя Сидней, — откликнулась Джозефина и опустилась на стул возле кухонного стола.

— Да не подходи ты так близко к экрану! — завопил старик.

Не слушая его и не меняя позы, Джозефина жалобно заговорила:

— Я столько раз просила тебя не звонить днем, когда дома только я одна. Ты же знаешь, что днем я не подхожу к телефону — мало ли на кого можно напороться!

— Уж ты извини меня, дорогая! Я просто хотел пригласить вас заглянуть ко мне сегодня — ближе к вечеру.

Миссис Райн недовольно поморщилась.

— У нас машина в ремонте, так что Райну пришлось отправиться на работу в городском транспорте. Я очень расстроена из-за этого…

И вновь на ее лицо вернулось выражение глубоко обиженного ребенка.

Возникла неловкая пауза, а затем оба собеседника разом заговорили.

Миссис Райн:

— Мне срочно нужно… Сидней Райн:

— Но все-таки вы не могли бы…

Так же одновременно они умолкли, и затем первой высказалась Джозефина:

— Мне и в самом деле необходимо сегодня же вымыть снаружи входную дверь. И я уже сейчас крайне переживаю из-за этого! Ведь стоит только отворить дверь, как тут же появится эта особа из квартиры напротив. Ей, мол, требуется мусоропровод. Дядя Сидней, ты не представляешь, какая мука жить с такими людьми!

Сидней Райн обреченно вздохнул.

— Тебе, конечно, виднее. Но ты хоть помнишь, когда вы были у меня в последний раз? Три месяца назад,

— Прости, пожалуйста, дядя Сидней, — рассеянно проговорила миссис Райн: ее внимание приковали к себе пятнышки на кафельном полу. — А может быть, ты сам заглянешь к нам?..

— Ну да, пешочком! Благодарю! — Возмущение старика не знало границ, и он тут же дал отбой.

Казалось, Джозефина даже не заметила этого, но, неожиданно заметив в руках трубку, медленно поднялась со стула и положила ее на место.

Ею овладела апатия: вдруг почудилось, что она больше никогда ничего не сможет сделать — ни оттереть пол на кухне, ни выйти в коридор, ни открыть входную дверь… Но ей для чего-то обязательно надо открыть входную дверь… Однако она никак не могла вспомнить — зачем?

Мысли отказывались повиноваться. В голове вертелись только два слова: «одна» и «дверь». Что бы это значило? Сжав ладонями виски, женщина заставила себя поплестись в спальню, Она замерла на пороге, оглядывая комнату.

Спальня выглядела словно выставочный экспонат — все чрезвычайно чисто, красиво и… необитаемо. Взгляд Джозефины внезапно наткнулся на возмутительный беспорядок; на полу красовались уличные башмаки ее мужа. Яростно зашипев, она схватила их и запихнула в стенной шкаф. Потом стремительно метнулась к окну и, нажав на кнопку, задернула шторы. В наступившем полумраке стены спальни замерцали разноцветными огоньками. Это вызвало какую-то непонятную тревогу, и женщина направилась было к выходу, но потом передумала и вернулась к окну. Тут же она вновь устремилась к двери, но на полпути в нерешительности остановилась.

Поставив кассету с записью спокойной мелодичной музыки, она вышла из спальни и, подойдя к входной двери, проверила запоры. Затем вернулась назад и без сил опустилась на постель. Закрыв глаза, Джозефина попыталась сосредоточиться на музыкальной пьесе, но даже тихо звучавшие инструменты невыносимо терзали слух.

Тогда она достала из прикроватной тумбочки снотворное, проглотила — не запивая — одну таблетку и, нажав кнопку на встроенном в изголовье пульте, выключила воспроизводящее устройство. В наступившей тишине ее постепенно охватила приятная дремота.

Часы показывали 11.23 утра.

Глава 13

Джозефине Райн приснился сон.

Она увидела себя в поле неподалеку от дома, в котором жила, когда ей было всего восемь лет. Она двигалась прочь от него, слыша за спиной веселые возгласы игравших братьев. Если бы она обернулась, она увидела бы в окне кухни мать, склонившуюся над плитой.

Легко ступая по ослепительной зелени трав, Джозефина все больше удалялась от дома, радостная и счастливая от этого солнечного утра, звонкого пения птиц, свежего ароматного ветерка.

Внезапно небо начало хмуриться. Она уже не видела дома, и даже высокие деревья возле него превратились в неопределенные размытые штрихи. Оттуда, куда она направлялась, послышался гул голосов, и она увидела надвигающуюся на нее темную массу людей. Толпа подступала сплошной стеной — словно многоголовое чудовище с тысячей топочущих ног. Она не могла бы сказать, были ли там женщины, дети, мужчины, — она видела нечто безликое и зловещее.

Голоса между тем становились все громче и громче.