О Эйриксон - Изгнанник с Серых Равнин

Вечером матросы пригласили Конана на свое ежевечернее сборище на палубе: испить чашу крепкого винца. Киммериец не чинился; он сидел в круге моряков, пил с ними и слушал морские байки. О чудищах, живущих в глубинах моря и поднимающихся наверх на погибель кораблям; о штормах и тайфунах, о далеких и таинственных землях, лежащих где-то за морями запада, ну и, конечно, о пиратах и схватках с ними, а из пиратов больше всего об Маре, предводителе Черных, Грозе Океана. Один из матросов, по его словам, видел Амру самолично, когда судно, на котором он плавал в то время, было захвачено и разграблено, а ему только чудом удалось остаться в живых. Был жесток Амра и не знал он пощады! Конану захотелось за столь правдивую историю дать рассказчику по шее, он сдержался, хотя матрос не желал красок, живописуя деяние грозного пирата. На вопрос, каков был на вид страшный северный варвар, подчинивший себе черных дикарей, в обычаях которых было не щадить инородцев, матрос нахмурил жидкие брови и принялся сосредоточенно скрести щетинистый подбородок. Он побегал глазами по лицам товарищей, с нетерпением ожидавших ответа, и остановил взгляд на киммерийце. Тут матрос хлопнул себя по коленям в избытке чувств и заорал:

- Ну вот как он, как господин Ольгар!

Взгляды матросов устремились на варвара, который этим именем назвал себя своим собутыльникам. Конан не почувствовал в этих взглядах для себя никакой опасности узнанным он быть не боялся.

А матрос тем временем продолжал описание, пользуясь живым примером:

- Только тот был в плечах пошире, да и повыше на голову, а то и поболе будет.

Матросы, как будто впервые увидев перед собой, ощупали взглядами фигуру гиганта-киммерийца с ног до головы и разом выдохнули:

- Да неужто?

Рассказчик принялся клясться всеми богами подряд: и морскими, и сухопутными.

Конан чуть было не расхохотался. Пытаясь хоть как-то скрыть смех, он поднял чашу с вином, пряча в ней лицо. Напиток, увы, попал не в ту глотку - киммериец поперхнулся, и соседи услужливо заколотили кулаками по широкой спине северянина. Разошлись далеко за полночь, но больше участия в ночных посиделках Конан не принимал. Всю дорогу у него чесались руки надрать уши матросу-вралю.

Бессмертный во время плавания почти не покидал каюты; лишь изредка, перед закатом, он проявлялся на палубе и стоял у борта, уперев взгляд в заходящий диск солнца.

Когда борт корабля ударился о камни пристани в последний раз, они покинула судно и, купив верховых животных, двинулись на юг к своей цели, меняя по дороге лошадей и верблюдов. Их появление в безвестной жалкой деревушке на берегу Зархебы было воспринято ее жителям почти как чудо: никогда до сих пор обитатели этого селения не приходилось видеть светлокожих рыцарей в кольчугах с длинными прямыми мечами на боку. Синие глаза киммерийца и желтые - Зольдо привели бесхитростных селян в детский восторг.

Конан с охотой принял гостеприимство дикарей. Жители деревни, узнав, что их гости держат путь в глубь джунглей, ужаснулись и стали отговаривать странников с глазами, похожими на цветные камешки из ручья. Когда же уговоры не возымели действия, чернокожие без лишних слов снарядили лодку и переправили киммерийца и бессмертного на другой берег реки, где и попрощались с ними, горько сетуя об их дальнейшей участи. Конан и его спутник углубились в джунгли. Они оставили своих верблюдов в древне и шли пешком, потому что так было легче продираться сквозь встретившие их заросли, сплошь и рядом усыпанные колючками. На десятый день путешествие Конан наткнулся на свежее кострище, возле которого валялись обглоданные человеческие кости и черепа, сложенные в кучу. Дикие звери так не поступают со своими жертвами - то были остатки трапезы людоедов.

Зольдо шел впереди. Правая рука бессмертного мерно опускалась и подымалась вновь - он расчищал дорогу. Громкий топот, раздавшийся справа, заставил его приостановиться. Кроме топота слышался треск ломаемых ветвей, словно кто-то напролом несся через лес, не разбирая дороги. Шум быстро приближался.

- Лезь на дерево! - услышал он голос киммерийца.

Зольдо не успел последовать совету. Спутанные ветви рядом с ним с треском раздались, и какая-то темная масса с чудовищной силой ударила бессмертного в бок; он подлетел в воздух, упал, и его снова ударило так, что он кубарем покатился по сырой почве, покрытой гнильем. Теперь Зольдо разобрал хрюканье и разъяренный визг кабана. Боли он не чувствовал, не мог чувствовать, но непрестанно атакующий зверь не давал бессмертному воину ни подняться на ноги, ни обнажить оружия. Перед его глазами мелькала то морда кабана с маленькими налившимися кровью глазками и бледно-желтыми клыками в хлопьях пены, то влажная земля, взрытая копытами взбешенного зверя. Вдруг кабан испустил истошный предсмертный визг, затем Зольдо услышал, как визг перешел в захлебывающееся хрипение. Бессмертный перевернулся на спину и увидел над собой киммерийца с окровавленным мечом в руке.

Когда зверь свалил Зольдо и принялся катать по земле словно бревно, Конан соскользнул с дерева, на которое успел вскарабкаться. Первым его порывом было броситься на помощь спутнику, но потом киммериец решил не спешить, вспомнив, что гибель Зольдо не грозит. В спине зверя торчал обломок копья; видно, это и послужило причиной яростной атаки кабана - он был ранен. И сейчас, направляя все силы на уничтожение одного противника, зверь совершенно не замечал другого. Памятуя о том, как спокойно Зольдо отнесся во дворце к потере головы, и решив, что несколько кабаньих ударов не принесут бессмертному вреда, Конан извлек из ножен меч бесшумно подкрался к зверю. Кабан не услышал ни приближения киммерийца, ни резкого свиста меча.

- Как ты? - спросил Конан, сверху вглядываясь в бессмертного.

- Ты не слишком торопился, - заметил Зольдо и сел, тяжело вздохнув. - Этой твари меня не убить.

Бессмертный огляделся и, увидев разрубленную надвое тушу зверя, прищелкнул языком.

Киммериец заботливо очистил лезвие от крови, затем вложил меч в ножны и присел над убитым животным.

- Разведи-ка костер. Коли так случилось, отдохнем и свежего мяса попробуем, - сказа он.

Бессмертный поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Вскоре в пламени весело затрещали сучья. Конан отделил от туши ногу, насадил ее на крепкий сук и подвесил этот импровизированный вертел над кострищем. Зольдо подбрасывал в огонь сухие ветки, пока киммериец не кинул ему обломок копья, вырезанный им из кабаньего горба. Бессмертный поднял окровавленной древко, повертел перед глазами, а затем с безразличием отшвырнул прочь.

- Сколько нам еще идти? - спросил Конан, присаживаясь на землю рядом с бессмертным.