Джеймс Фелан - Охотники

Присев на край замерзшего фонтана, я открыл рюкзак и обнаружил в нем небольшую книжицу. Прочитал название на обложке: «Сиддхартха» Германа Гессе. С одной стороны, странно, а с другой, я почти ждал чего–то подобного. В книжке лежала записка от Анны: «Это любимая книга моего отца. Он впервые прочитал ее в твоем возрасте. Удачи. Возвращайся быстрее. А.».

Почерк чем–то напоминал мой, только был аккуратнее. Свой инициал Анна написала просто, без всяких закорючек. Я вспомнил наш поцелуй под навесом магазина и тут же постарался забыть о нем. А так хотелось, чтобы рядом оказался близкий человек и помог забыть о смерти, о людях, погибших в тоннеле. Хотелось, чтобы на холодном бортике фонтана сидели вместе со мной друзья… Наверное, сказывались усталость и пережитое потрясение. Но я знал, что должен справиться со всем один.

Снег пошел сильнее, и мне пришлось спрятаться в подъезде одного из домов. Я стал рассматривать обложку книги. На ней был изображен худой мужчина в лодке, завернутый в желтое покрывало. Лодка плыла по реке или по морю… Но нет: вода была спокойная, лодку окружали лилии, даже движение лодки не нарушало гладь воды. Я положил книжку в боковой карман куртки — в другом уже лежал револьвер — и натянул капюшон.

Я шел на восток между опустевшими домами, а в голове под скрип шагов на снегу звучали вопросы: «Почему? Почему это случилось?». Шаг — «Почему?», еще шаг — «Почему?», еще шаг — «Кто?», шаг — «Россия?», шаг — «Франция?», шаг — «Китай?», шаг — «Корея?», шаг — «ЦРУ?». Я засмеялся. Да уж, почти рэп вышел. Наверное, я сошел с ума, как и те, кто натворил все это. Нормальные люди на такое не способны. Снести с лица земли город, заразить его жителей какой–то гадостью. Зачем кому–то понадобились жизни самых обычных людей? Я не мог придумать ни причин, ни оправданий.

Через парк Стейвесант я вышел на авеню Си и решил свериться с картой. До Ист–Ривер было недалеко. Хорошо бы посмотреть, что там делается, откуда–нибудь сверху: с крыши, например. Но тогда придется подниматься одному по темной лестнице — нет уж. Поэтому я решил рискнуть и подойти к берегу, тем более что до него было рукой подать, а я и так уже наплевал на осторожность. Ради Дейва, ради всех нас, я должен был узнать, в каком состоянии мосты.

Я спрятал карту, достал пистолет и направился к берегу. Из–за сильного снега не было видно почти ничего. Даже если на берегу остались охотники, они не успеют заметить меня первыми. Чем ближе я подходил к реке, тем сильнее дул ветер и безжалостнее хлестал по лицу снег. Интересно, а если я столкнусь с Охотником, смогу ли поступить, как Дейв? Интересно, а сам он сможет поступить так же еще раз?

Через пять минут я был в конце Двадцать пятой улицы Ист, по пешеходной дорожке прошел под транспортной развязкой и уперся в невысокое ограждение, сразу за которым, если не считать узенькой полоски травы, начиналась река. Берег был пуст — ни охотников, ни животных, ни единой живой души. Я подождал, пока ветер немного разгонит туман над водой. Судя по карте, именно с этого места лучше всего просматривается южное направление.

Снег чуть поутих, и открывшийся вид поразил меня. Я будто оказался на месте Дейва, ощутил его боль. Хорошо, что его здесь не было.

Вильямсбургский мост рухнул. Опоры сохранились, но само полотно моста свисало двумя обрывками в воду. По течению медленно плыла яхта…

Донесся какой–то звук. Я наклонил голову и прислушался, но ветер и плеск волн все заглушали.

Звук повторился. Он шел из тоннеля под трассой.

Я бегом вернулся к тоннелю. На противоположном конце в пятне света был виден темный человеческий силуэт. Он постепенно приближался. Я сразу узнал эту походку, и внутри все сжалось: ко мне шел охотник.

Я отвел затвор. Оказалось, в патроннике уже был патрон, поэтому следующий выпал на землю. И зачем я вообще взял пистолет? Надо было выбросить в реку. Но палец сам лег на спусковой крючок — уверенно, легко.

Силуэт приближался, скоро можно будет рассмотреть лицо. Я старался держать пистолет как можно крепче. Может, дать несколько предупредительных в воздух?

Ко мне шел подросток, почти мальчик…

Наверное, не старше меня. Такого же роста, как я, такой же комплекции. Самый обычный подросток. Измученный, бледный, очень худой, совсем обессилевший. Так в телевизоре выглядят беженцы.

— Стоять! — закричал я. Перед глазами встал мужчина, которого застрелил Дейв, и я сильнее прижал палец к предохранителю. Да, я смогу это сделать. Если он подойдет ближе — смогу.

— Стоять!

Охотник приближался. Пистолет в руке задрожал. Парнишка не смотрел на меня, он даже не видел меня, он смотрел на Ист–Ривер за моей спиной. Он прошел совсем рядом, в пяти шагах от меня, перелез через ограду и спустился к воде, сложил руки лодочкой, зачерпнул воды, поднес ко рту, отхлебнул, сплюнул — вода была соленая. Его стошнило. Он распрямился и посмотрел на воду так, как я, наверное, смотрел бы на вдруг появившийся спасательный катер.

Мальчик отвернулся от реки и увидел меня. Его глаза ничего не выражали — совсем как у мистера Лоусона в первый день. Он перелез через ограду и, не отрывая взгляда, направился ко мне. Каждый шаг давался ему с трудом. Теперь я мог рассмотреть его лицо: очень худое, с острыми скулами. Скорее всего, со дня нападения он ничего не ел.

— Стоять! Стоять на месте!

Держа его под прицелом, я отступил назад. Он не отрывал от меня взгляда. Интересно, а он вообще слышит меня? Может, я слишком тихо говорю? Ведь я пробыл один довольно долго: вдруг я разучился говорить с людьми?

Нас разделяло не больше шага. Когда он собрался сделать этот шаг, я выставил вперед руку, чтобы остановить его, и он упал. Медленно поднялся, снова двинулся ко мне. Я оттолкну его сильнее, он снова упал и остался лежать на снегу. Сил подняться у него не было. Мне стало жалко его.

Я спрятал пистолет в карман, достал бутылку с водой, открутил и приложил к губам парня. Он казался мне почти братом. Он не стал отталкивать бутылку, я влил немного воды ему в рот, подождал, пока он проглотит ее. Сначала он пил из моих рук, глядя мне в глаза, а потом сам взял бутылку обеими руками. Мой поступок, казалось, помог ему вспомнить, как ведут себя обычные люди. Он оперся на локти и, полусидя, сделал еще пару глотков. Он смотрел мне в глаза, а мне было страшно и больно, и только один вопрос звучал в голове: «Кто же ты?»

Я достал яблоко, откусил немного и приложил ему его губам. Глаза у него расширились, он слизнул выступивший сок, но даже не попытался откусить мякоть. Руки у него дрожали, кончики пальцев были почти черными. К своему стыду, я так и бросил его там на снегу. У нас с ним общее будущее, думал я, возвращаясь по тоннелю под развязкой. Он мог оказаться на моем месте, а я — на его. В этом мире ни он, ни я никому не нужны, любая встреча с другими людьми — всего лишь случайность. В голове зазвучали слова Анны: «Доброта первого встречного»[6]. Ее слова все больше походили на слова из книг, которые она читала, слова Мини — на фильмы, которые она смотрела, а Дейв все больше молчал и говорил, лишь когда был очень зол, и преимущественно то, что я сам хотел сказать. В каком–то роде мы все говорили друг за друга. Я возвращался к полицейской машине и наделся только на то, что до захода солнца успею найти дорогу к небоскребу, ставшему моим домом.