Герберт Уэллс - Статьи - 2

В своей статье я пытался трезво оценить истинное положение человечества, но теперь все начинают понимать, что истинная картина эта мрачна и даже чудовищна не только с позиции здравого смысла, но с любой точки зрения.

Я пытался выдвинуть нечто вроде идеи гигантского предприятия, которое люди призваны осуществлять, люди нашего и только нашего плана. Британская ассоциация, и в частности ее отделение социальных и международных научных связей, а также и сходные с нею организации во всем мире располагают возможностями для объединения нашего легкомысленного мира и превращения его в разумный действенный интеллект. Ассоциация независима и хорошо организована. Она состоит из различных отделений, которые обеспечивают возможность самого полного обмена научным опытом между людьми, работающими в определенных научных областях. В то же время ее двери открыты для любого образованного человека со стороны, который хочет слушать и учиться. В ней совершенно нет аристократической обособленности Королевского общества. Мой старый учитель Томас Хаксли не раз говорил, что элементарный курс, который он читал для студентов, явился для него самой ценной тренировкой, ибо обязывал пересмотреть его собственную исследовательскую работу в свете общей биологии и общей картины нашей жизни. В организациях, подобных Британской ассоциации, и связанных с нею учреждениях, специалист может обучать и учиться, оставаясь человечным. Он может остаться органическим элементом мирового общественного мнения.

Нас немного, а мир сравнительно велик. Это не основание для малодушия. Величайшее в жизни началось с эмбриона. Мы - скромное начало, способное двинуть духовную лавину, которая очистит мир для новой жизни. Мы способны положить этому начало, а если мы этого не сделаем, никто не сделает. Только люди нашего плана могут это сделать.

Кое-кто из вас скажет: "Мечты. Несбыточные мечты!"

Возможно, так оно и есть. Очень может быть, что несбыточные. Но, говорю я вам, если вы не разделите эти мечты, если в течение оставшегося у нас короткого времени не сделаете все возможное, чтобы их претворять в жизнь, то вместо сна наяву на вас обрушатся новые кошмары, на вас и на ваших близких, на всех, кто вам дорог.

Не знаю, что испытывает тот, кто принадлежит к виду, не сумевшему приспособиться. Свои семьдесят пять лет я прожил в эпоху прогресса, но я могу представить себе, как горько будут расплачиваться наши дети и дети ваших детей, вся молодая поросль, - расплачиваться позором, нуждой и лишениями; могу представить себе их жизнь, уродливую, нездоровую, звероподобную, пока Природа, не спеша и не медля, как это ей свойственно, не сметет их с лица земли.

Я мог бы на этом закончить. Это эффектный конец, эффектный с литературной точки зрения; но он не совсем оправдан. Таков естественный ход вещей. Я полагаю, что мы по-прежнему идем к краху, к вымиранию, но мы должны заниматься обсуждением не хода вещей, а чего-то более определенного, и тут нам придется столкнуться с двумя труднейшими проблемами - количественными определениями, определениями временными и пока еще едва заметным процессом развития массовой психологии. Возможно, что мы вступаем в промежуточную фазу умственной усталости и в фазу лицемерных, двуличных религиозных войн. Когда я говорю: религиозные войны, - я, разумеется, имею в виду крестовые походы и грабительские войны, которые ведутся во имя мертвых религий, еще обременяющих нашу планету. Мертвая религия - все равно, что дохлая кошка: чем она больше окостенела и протухла, тем она лучшее метательное оружие. Вызываемые этими войнами беспорядки и волнения могут то здесь, то там создать разумным, настойчивым людям условия для претворения в жизнь этой извечной задачи - разработки структуры мирового порядка и мирового общественного мнения. Это не оправдание, чтобы медлить, но это убеждает нас в том, что надежды необходимо сочетать с решимостью выполнить задачу, которую ставит перед нами Пришелец из Будущего.

Я не собираюсь приносить извинения в том, что написал статью вовсе не оригинальную. Я не внес ни единого предложения, не проверенного на практике и осуществимость которого не доказана; даже моя основная мысль насчет согласованности усилий - лишь эхо того, что делается Отделением Британской ассоциации социальных международных научных связей. Моя роль сводилась к тому, чтобы констатировать и привлечь внимание. Я являюсь чем-то вроде диктора Би-би-си. Я всего только суммировал. Передаем последние известия ученых всего мира в 1941 году. Это квинтэссенция того, что могут сказать миру ученые. И мы обязаны сказать это твердо и ясно. Мы, работники интеллектуального труда, должны решить, уподобимся ли мы греческим рабам и будем делать то, что нам прикажут наши господа, гангстеры и спекулянты, или займем принадлежащее нам по праву место хозяев и слуг народов всего мира.

Вышесказанное я подготовил как вводную речь на заключительном заседании отделения, посвященном теме "Наука и мировое общественное мнение", на конференции, созванной Британской ассоциацией по развитию науки в Лондоне 27 сентября 1941 года; я был приглашен в качестве председателя. В своем докладе я стремился подвести итоги, представить проблему мирового общественного мнения, объединить несогласованные элементы и предложить нечто вроде единого плана действий, которому авторитет Британской ассоциации придал бы вес.

Я понимал, что собрание, на котором я должен был председательствовать, редчайшая - быть может, неповторимая - возможность достичь единства в вопросе влияния на человечество, ибо отсутствие единства, как я утверждал в своей статье, это - величайшее из зол, с которыми нам приходится сталкиваться. У нас высказывается много прекрасных мыслей, проводятся конструктивные опыты, но в случае возникновения противоречий мы - под словом "мы" я подразумеваю мир науки в самом широком смысле, как он представлен Ассоциацией, - так и не умеем сколько-нибудь эффективно и сообща их разрешить. Мы слишком индивидуалистичны. Мы не прислушиваемся друг к другу с целью достичь взаимопонимания. Один говорит о таком-то аспекте, второй концентрирует внимание на другом, и в результате алгебраическая сумма нашего руководящего влияния на мир ничтожна.

"Нельзя ли навести порядок в этом важнейшем вопросе?" - спросил я. Сэр Ричард Грегори своей вступительной речью на открытии конференции показал, что это можно сделать, что мы в силах сделать решительное усилие, чтоб достичь максимального согласия; и что на заключительном заседании мы могли бы особо остановиться на его выступлении и извлечь из него немалую пользу.

Мы много беседовали в кулуарах, прежде чем эта проблема приняла определенную форму. Когда я сказал организаторам, что хочу открыть заседание докладом минут на сорок пять, а то и больше, мне ответили, что это невозможно. Поскольку моя речь имела целью обобщить и подвести итоги, я рьяно протестовал. Работа конференции проходила в новых условиях, условиях большой напряженности, но мне казалось, что мы стоим перед опасностью прийти к тому, против чего был направлен мой доклад, а именно: к несогласованным утверждениям и декларациям, которые нас ни к чему не приведут. В этом наш председатель был полностью со мной согласен. Он согласился с тем, что не удастся выдержать регламент и придется просить дополнительное время. Ведь может случиться, что мы будем противоречить друг другу, а примирить наши разногласия не хватит времени.