Грег Иган - Научная фантастика. Возрождение

В любом случае на выполнение задачи потребовались бы ресурсы нескольких звезд, поскольку времени – по космическим меркам – катастрофически не хватало.

– Огромный труд, – сказала Гея.

Странник не знал, имеет ли она в виду великую драму, что разыграется в небе, словно в те века, когда невооруженным глазом можно было видеть огненные фонтаны, срывающиеся с краев солнечного диска.

– И труд принесет огромную славу, – объявил он.

– Нет, – отрезала Гея. – Не принесет ничего, и хуже, чем ничего. Погибнет все, ради чего я жила. Наследие будет навеки утрачено.

– Но разве Земля не есть наше наследие?

– Нет. Наследие – это знание. Я пыталась объяснить это Альфе. – Она смолкла на миг. – Тебе же повторю: развитие жизни, ее адаптация, борьба, метаморфозы и то, как она встречает гибель, – все это непредсказуемо и ни на одной другой планете во всей пространственно-временной Вселенной не может повториться. Жизнь преподносит нам такие дары, какие еще не в силах принять галактический мозг. Возможно, она способна открыть перед нами новые фазы первичной реальности.

– Почему же тогда нам не позволить ей существовать еще многие миллиарды лет?

– Потому что, веками наблюдая за жизнью на Земле, я познала ее судьбу и обрела с ней единство. – Гея вздохнула. – О, ты не понимаешь. Не желаешь понять.

– Напротив, – как мог мягко произнес Странник. – Надеюсь, что пойму. Одна из причин моего прилета в том, что я хотел поговорить с тобой лицом к лицу, – вероятно, так общение получится теснее и, во всяком случае, эффективнее, чем через световые годы.

Она долго молчала. А когда стала отвечать, ее голос совсем изменился:

– …Интимнее. Да. Прости мою обиду. Я была не права. Я действительно помогу тебе всем, чем сумею.

– Спасибо, спасибо, – обрадовался Странник. – Я тоже приложу все усилия.

Солнце спустилось за облака. В вышине висел серп луны. Ветер стал чуть сильнее и прохладнее.

– Но если мы решим не спасать Землю, – спросил Странник, – если она сгорит и расплавится и всякий след ее истории исчезнет, разве ты не будешь скорбеть?

– У меня останутся мои записи, – ответила Гея.

Да, она хранила базу данных, содержавшую все, что было известно о планете. Полностью. И немало информации имелось в других местах. Когда же Солнце станет прожорливым чудовищем, Гея собиралась улететь к дальним рубежам системы.

– Но ты ведь не просто владеешь ими? – предположил Странник.

– Конечно. – (Разве может такой разум удержаться от мышления?) – Я обдумывала факты, работала с ними, оценивала, пыталась воссоздать условия, в которых они возникли.

За последние тысячи лет, подумал Странник, она стала молчаливой, чтобы не сказать – уклончивой.

– И тебе осталось еще заполнить огромные пробелы, – намекнул он.

– Это неизбежно. Прошлое тоже подвержено действию квантовой теории вероятностей. Какими путями шла к нам история?

– Поэтому ты создавала разнообразные симуляции, чтобы проверить, к чему эти пути приведут.

Об этом она почти ничего не сообщала.

– Я не скрывала их от вас. Да, вынуждена согласиться: помимо попыток выяснить, что происходило на Земле, я творила миры, дабы посмотреть, что могло произойти.

На мгновение Странник онемел. Он и не помышлял добиться от Геи такого признания. Но потом его озарило: Гея предвидела, что он почует правду, как только они вступят в искренний диалог.

– Зачем? – спросил он.

– Зачем, как не ради полноты понимания?

Да, подумал Странник, она живет на Земле с тех пор, как появилось человечество. Ее зародыш существовал еще прежде рождения Кристиана Брэннока. Возрастая, она впитала в себя сознания людей, решивших не лететь к звездам, а оставаться на своей Земле. А годы текли мимо нее десятками миллионов.

Конечно же, она заворожена прошлым. В нем – ее жизнь. Не потому ли она безразлична к будущему или даже стремится к катастрофе?

Но что-то в этой мысли показалось ему неправильным. Гея была для него загадкой, которую он обязан разгадать.

Странник осторожно продолжил:

– Значит, ты действовала, словно физик, прослеживающий гипотетические конфигурации волновых функций в пространстве-времени, с тем единственным исключением, что объектом твоих экспериментов были разумные существа.

– Я не причиняла им зла, – сказала Гея. – Пойдем со мной в любой из миров, которые я создала, и ты увидишь все сам.

– С удовольствием, – согласился он, не зная, не лжет ли. И добавил, собрав всю свою решимость: – Все равно долг требует от меня провести исследование материальной среды.

– Как хочешь. Позволь, я помогу тебе в приготовлениях. – Она помолчала. Человек увидел бы, как в небе зажглась первая звезда. – Но полагаю, что как следует узнать друг друга мы можем, лишь если я расскажу тебе историю своей работы.

4

Избитая волнами до того, что матросам теперь приходилось не переставая работать помпами, «Серая гончая» скользила на восток вдоль южного берега неведомой земли. Направление задавал ветер – хуукин тащился следом за кораблем столь усталый и голодный, что остаток его сил надо было приберечь на самый черный день. По суше тянулись изумрудные луга, а вдалеке, вдоль гряды невысоких холмов, стоял лес. Все кишело жизнью: паслись стада, над морем метались быстрые птицы, но люди Калавы не ступали на твердую землю. Прибой колотился о камни с такой силой, что капитан сомневался, выдержит ли судно. Им удалось собрать лишь немного дождевой воды, и та плескалась, затхлая, на дне бочонков.

Калава стоял на носу и глядел вперед, и стояла с ним рядом Ильянди. Непривычно холодный ветер выл в снастях. Небо потяжелело; волны вздымались высоко, роняя белую пену с гребней. Обшивка стонала.

Но все же облака очень часто расступались. Ильянди полагала, что в этом краю тучи – а они, несомненно, суть пар, поднимающийся от раскалённой земли, словно в чайнике, и, остывая, вновь становящийся водой, – не так густы. Слишком была она увлечена своими инструментами и подсчетами, чтобы много говорить; но хотя бы делилась с Калавой главными мыслями.

– Что ж, знаешь ли ты, где мы оказались? – хрипло спросил он.

На ее лице, полускрытом в тени мокрого капюшона, играла легкая улыбка.

– Нет. Мне эта земля неведома так же, как и тебе. Но мнится мне, что мы меньше чем в пятидесяти дневных переходах от Улонаи, а может, и всего в сорока.

– Клянусь секирой Рувио! – Калава ударил кулаком в перила. – Надеюсь, что ты права! Значит, ветер большей частью швырял нас взад-вперед меж двумя берегами, и мы не так далеко, чтобы не вернуться. Впредь любое судно отыщет сюда легкую дорогу: пойдет сперва к Последним Островам и там дождется благоприятных ветров. Капитан будет знать, что высадится на берег. Еще через несколько плаваний узнаем точнее, куда должен указывать путеводный камень.