"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 7 (1966 г.)

Нервное напряжение после разгула пещерных страстей начинало спадать, и кое-кто заулыбался.

– Начнем с меня, - поднялся Кэйл.

Кто-то выразительно кашлянул. Коллеги мистера Кэйла переглянулись. Несколько пар глаз испытующе и насмешливо рассматривали его лицо.

– Напрасно вы стали бы надеяться услышать от меня нечто такое, чего еще не знаете. Ничего нового не будет. Вы все присутствовали при недавнем необычайном сеансе, все стали его жертвами, никто из нас не устоял против исключительно мощного воздействия чужой воли. Все мы на некоторое время стали похожи на жалких подопытных кроликов, белых мышей или морских свинок. И все мы помним, как это произошло.

– Не уверен, что был свидетелем отрадного зрелища, как мистер Кэйл, если не ошибаюсь, вывихнул себе руку, - скороговоркой вставил Хитчелл и демонстративно отвернулся.

Кэйл пропустил замечание мимо ушей.

В коридоре за открытой дверью послышался нарастающий топот и шум приглушенной борьбы. Резко и громко разнесся чей-то сдавленный вопль, потом с истерическими нотками чей-то возглас: «…так! Еще раз! Попробуй, скотина, еще раз… Говорю, попробуй!» По-видимому, наседали на Оукера… Спорадически вспыхивали шум, топот и гневные возгласы дерущихся.

– Несчастные жертвы «сна», конечно, уверены, что в самом деле в чем-то виноваты. Между тем все мы, как я уже сказал, не более чем марионетки, невольные исполнители чьей-то прихоти.

– Полностью разделяю мнение мистера Кэйла, - внезапно воодушевясь, заявил Кофер, ни на минуту не забывавший о собственных «заслугах» в фантастическом сне.

– Признателен мистеру Коферу за неоценимую поддержку, - саркастически заметил Кэйл, - хотя в состоянии обойтись без нее.

– Мистер Кэйл, что вы намерены сообщить нам еще? - напомнил о своем присутствии Хитчелл.

– Только то, профессор, что обвинять нас по сути дела не в чем.

– Допустим, - осторожно согласился Хитчелл, - как же вы все-таки дошли до этого? Вы нам не объясните?

– Попробуем припомнить все по порядку…

– Мне показалось, что вы уже где-то в середине вашего монолога, а оказывается, все еще топчетесь у начала, хотя по моим часам скоро десять, - иронически пробурчал профессор Хитчелл.

– Если меня не перестанут перебивать, - холодно возразил Кэйл, - всякий раз за началом последует начало.

Хитчелл смолчал и подчеркнуто устало вытер платком лицо. Шум и возня в коридоре возобновились. Кое-кто начал поглядывать на дверь.

– Продолжайте, Марби, - сказал Кофер.

– Вся эта фантасмагория началась с того, - отчеканил ледяным тоном Кэйл, делая ударение на слове «началась», - что в коридоре появился Энди Вульф с перекошенным от алчности лицом. В руках он держал склянку нового красителя профессора Хитчелла.

Профессор Хитчелл нетерпеливо заерзал в кресле.

– Патентом на краситель и секретами технологии обладает только наш уважаемый профессор. Может быть, мистер Вульф получил бутыль с его милостивого разрешения? Нет. Он силой отнял препарат у ассистента профессора, чтобы воспользоваться им при микроскопировании. В нормальном состоянии ни один человек на такой поступок не отважится. Это не тот способ, который может привести к хорошим последствиям. Рассудим дальше. Возможно, находясь в своеобразном трансе, не владея собой, он совершил сугубо нелогичный поступок? Тоже нет. Почему? Потому, что я припоминаю один частный разговор, когда мистер Вульф с завистью отзывался о препарате и его достоинствах. Он сказал, между прочим, что обладание им очень помогло бы ему в работе. Стало быть, поступок его был логичен, но совершенно не соответствовал общепринятым условностям. Он мечтал иметь в своем распоряжении новый чужой краситель и получил его, не понимая, что получил на пять минут. Здесь мы сталкиваемся с логической завершенностью поступков в частном случае и с нелогичностью в целом. Вот эта поразительная смесь составляет характерную черту недавнего беспрецедентного события.

Среди собравшихся заметно было волнение, но никто не возразил. Марби Кэйл продолжал:

– Происшествие со мной. Я находился в своем кабинете у книжного шкафа и рылся в книгах. Меня давно мучил один вопрос, и я надеялся получить хотя бы отправные моменты для его решения. Должен сказать, что параллельно с этими мыслями я, хорошо помню, обдумывал, как лучше сделать, чтобы никто другой не опередил меня.

Собрание оживилось, профессор Хитчелл затрясся в смехе, издавая булькающие звуки, словно выливали жидкость из сосуда с узким горлышком. Кэйл продолжал говорить.

– Я подозреваю, что в том же направлении изощрял свою изобретательность мистер Оукер Ван Ривер. Тот самый Оукер, который с Карром в коридоре катаются колесом. Стоя в то время перед раскрытыми дверцами книжного шкафа, перед полками с книгами, я испытывал такое жгучее чувство ненависти к своему сопернику, что был бы в состоянии его убить. Мне не казалась в то время эта мысль чудовищной. Сейчас я содрогаюсь, вспоминая, как близок я был к ее осуществлению. Но мои шаги в этом направлении предупредило внезапное появление самого мистера Оукера в моем кабинете. Мистер Оукер со своей стороны полагал, что в своих исследованиях я не мог обойти этот вопрос, и его, должно быть, обуревали сходные мысли в отношении приоритета возможного открытия. Он на цыпочках прокрался по коридору и, бесшумно распахнув дверь, появился передо мной, не замечая, однако, меня. Но когда я выдал свое присутствие, владевшее им сильнейшее желание заполучить черновой набросок статьи с ключом к решению вопроса заставило его вступить со мной в ожесточенную борьбу. Исключительная наглость его поступка сначала сильно смутила меня, а затем удесятерила мои силы: мной овладело бешенство. Улучив момент, я как мог воздал должное его нахальству и с вывихнутой рукой ушел из кабинета, оставив его в задумчивой позе на полу. Не берусь судить, сколько времени он не менял ее, но, судя по изменениям на его лице, он мог по достоинству оценить преподанный урок. Когда я шел по коридору, мне было приятно представлять себе, что я убил его, хотя до этого случая мне ни разу не приходилось думать о себе как о звере…

Все молчали, дымились забытые сигареты, слышно стало, как у закрытого окна на высокой ноте гудели мухи. В окно глядела темнота. Одна из мух сидела на потном лбу Брасса, не замечаемая им. Синеватые волны дыма протянулись из комнаты к приоткрытой двери.

– У мистера Хитчелла исчезли бумаги, - говорил тем временем Кэйл, - секретный сейф мистера Брэдшоу вскрыт и обворован, в этом может убедиться каждый. Мистер Карр перебил посуду в лаборатории мистера Эбенезера Эндрьюса потому, что за несколько минут до того мистер Эндрьюс имел неосторожность назвать его жену, проживающую в Плимуте, распутной… Он уверяет, что имел основания так сказать, хотя мы знаем его как человека крайне сдержанного в суждениях и вдвое - в высказываниях. Что же произошло с ним, откуда такая вопиющая бестактность? Можно подумать, что его подменили!… А отвратительный случай с моим ассистентом?!.