Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

– Так, значит, не сработало, адмирал?

Там, у конца своей жизни, Солово все еще беседовал с уэльским фемистом.

– Как ни прискорбно. Когда я в следующий раз вернулся в лагерь Верховного короля, все исчезло, как и не бывало. Ах да, кроме одной вещи: одна из моих аркебуз лежала посреди поляны, аккуратно раскроенная пополам. Я воспринял это как жест, сделанный ради моего же блага.

– Совершенно верно, - подтвердил фемист.

– Ну а истолковав его смысл, - продолжал Солово, - я более не возвращался туда и больше никогда не слышал об эльфах. Но, увы, не получил и свою книгу.

– Конечно, - проговорил фемист, пытаясь выразить благопристойное сожаление. - Мы сочли, что вы не заслужили ее.

Адмирал играл с зеленой фигой, старательно проминая ее сильными пальцами.

– Итак, это была еще одна из ваших интриг? - спросил он, разглядывая изуродованный плод.

Фемист ответил:

– Мы урезали ваше свободное предпринимательство, посчитавшись с нашими союзниками. Учтите, ваша преданность до той поры просто восхищала нас. Мы начали догадываться лишь после нападения на Пизу.

– О! - улыбнулся Солово, - так, значит, они перешли к делу? Почему же я ничего не слышал об этом?

– Потому что, - откровенно признался фемист, - тогда мы сами взялись за дело. Все заинтересованные партии - открыто или тайно - стремились набросить вуаль на события. К тому же пизанцы не любопытны, они не склонны к историям и анналам. Все, что нельзя съесть или вы…

– Безусловно, - прервал на этом слове щепетильный адмирал. - И что же случилось?

– Я же говорил, что вы спросите, - рассмеялся фемист, - но мой господин не согласился и сказал: "_Этого человек в его положении знать не должен_". Хорошо, что я заранее ознакомился со всей папкой…

– Я - человек военный, - промолвил Солово. - И люблю краткость.

– Конечно, адмирал, я должен порадовать вас во всем. Скажем просто: они были в общем-то и не так уж плохи, учитывая все обстоятельства. Имейте в виду, например, что это всего лишь отдельные племена и личности. К тому же они в последний раз участвовали в настоящей войне примерно… э…

– Тысячу? - подсказал Солово.

– Ага, примерно тысячу лет назад… Более того, они использовали не свое привычное оружие - арбалет с репетиром и убийственные клинки, а те самые ружья, которые вы столь любезно поставили им. Я бы сказал, что их предприятие производило вполне внушительное впечатление.

– Однако оно не принесло им успеха, я правильно понимаю?

– Вы правы. Они повели колонны копейщиков к городским воротам под прикрытием цепи пехотинцев с аркебузами. Все было достаточно внушительно, невзирая на разболтанность эльфов. Их пушки даже несколько раз попали относительно точно, хотя я не представляю, как можно промазать в городскую стену.

– Просто вы никогда не стреляли из пушки в разгар боя, - едко заметил адмирал.

– Нет, слава богам, - ответил фемист, отмахиваясь от колкости. Конечно же, пизанцы были захвачены врасплох, но они отстреливались, и как только несколько эльфов упали, весь их порядок - увы! - рассыпался. Словом, эльфы, забыв обо всем, повалили к воротам, вытащив ножи и пылая расовой ненавистью.

Адмирал скорбно покачал головой. Все это уже ничего не значило, однако даже спустя десятилетия подобная распущенность все еще расстраивала его.

– Итак, к городской стене они подступили уже обезумевшей толпой, продолжал фемист, мужественно стараясь скрыть весьма умеренное удивление. - Тем временем пизанская милиция, если можно так выразиться, проснулась, подкатила к месту действия пушку-другую… ну а после этого орде эльфов было просто нечего делать…

– То есть, - вмешался адмирал, завершив повествование фемиста, - они были рассеяны картечью и в панике бежали, пав жертвой собственного солипсистического индивидуализма [солипсизм - крайняя форма субъективного идеализма].

– К тому же бросив своих раненых, - с укоризной добавил фемист.

– Естественно, - отозвался Солово. - Это ведь эльфы.

– Что их нисколько не извиняет, - настаивал на своем фемист. Брошенные эльфы - живые и мертвые - ничуть нас не смутили. В конце концов все улеглось… официальное объяснение поминало бандитов, правда, неожиданно нахальных. Подобное определение удовлетворяло все заинтересованные стороны.

– Ну а что случилось с забытыми? - поинтересовался Солово.

– Мы устроили неподалеку от городской стены довольно странный курган… загадку для грядущих антикваров и грабителей могил… такие длинные конечности, элегантные черепа. По их просьбе мы разрешили этим господчикам самостоятельно разделаться с Верховным королем. Все было проделано с чрезвычайным коварством.

– Я так и думал, что рано или поздно это произойдет, - сказал адмирал. - Он вылез раньше времени и создал им дурную славу. Эта раса не любит излишнего внимания.

– Именно так, - согласился фемист. - Теперь им суждено населять болота, топи и горы - если только амбиции их не поумерятся или не уляжется людская нетерпимость. Конечно, если какая-нибудь подобная вам беззаветная личность своими поступками не пробудит в них память прежних обид и не направит их вновь дорогой, ведущей к погибели.

– Я потерял тогда терпение, - проговорил адмирал Солово, удивляясь себе самому… с какой это стати он чувствует потребность пояснить свои действия. - Даже если забыть ту наживку, которую приготовил для меня Верховный король, вы словно забыли про меня в этих пыльных лабиринтах ватиканской бюрократии.

– Грех, и самый прискорбный, - признался фемист. - По всей видимости, в те годы наш взор был устремлен в другие края… хотя подобную забывчивость едва ли можно извинить. Ваше небольшое предприятие заставило нас вновь обратить свое внимание на Италию и понять - там остались клинки, которые мы еще не сумели заточить. И было решено сообщить вам побольше.

– Ах да, - припомнил Солово. - На ежегодном обрядовом пиршестве вашего международного заговора…

Фемист улыбнулся и вздрогнул.

Год 1493. Я умираю в Германии. А потом меня вовлекают в заговор

– Ты уснешь здесь, брат.

Солово вступил внутрь. Первым делом он отметил отсутствие крыши, потом услышал за спиной стук запираемого замка.

– Ты уснешь здесь, - повторил снаружи голос рыцаря-фемиста, - и проснешься, чтобы начать новую жизнь.

Адмирал Солово не отвечал. Он находился здесь по желанию Священного Феме, и тщетные протесты ничего не дали бы.

Путешествие по морю - он уже успел отвыкнуть от них - пробудило в нем прежние воспоминания и забытые вкусы. Весь путь от Рима к… месту, за обладание которым Германия спорила с турками, он размышлял над своей неестественной жизнью, орудуя гусиным пером, а не стилетом. Тонкий и ученый посланник Феме (монах в повседневной жизни), назначенный в сопровождающие адмиралу и еще для того, чтобы опровергать все сложившиеся у него мнения, находил для себя весьма немного работы.