Игорь Астахов - Чужая дуэль

…Околоточный, сгорбившись, сидел за столом, остановившимся взглядом упершись в столешницу. Судя по серому лицу и темным кругам вокруг глаз, он провел бессонную ночь. Стоило мне переступить порог, как полицейский встрепенулся и ожесточенно бросил вместо приветствия:

— Слышал новость?

— Нет, — коротко ответил я, по пути к гостевому стулу.

— Странно, а мне казалось вся округа об этом только и трубит. А ты вот ведать не ведаешь. Видать спишь крепко? — съязвил Селиверстов.

— Крепко спит тот, у кого совесть чиста, — я назидательно поднял вверх указательный палец, и с легким раздражением продолжил. — Петя, ты меня ни свет, ни заря поднял, чтобы узнать, как я сплю?

— Нормальные люди на ногах давно, а у него ни свет, ни заря, — примирительно забубнил откинувшийся на спинку стула околоточный, и тут же подался вперед. — Курьера, Степан Дмитриевич, убили.

— Какого курьера? — не сразу дошло до меня.

— Такого курьера! — передразнил, находившийся на грани истерики, Селиверстов — Самохина Филиппа, которого с бумагами в департамент отправил.

— Так-с, приехали, — я встал, подошел к окну, закурил, стараясь подавить мерзкое ощущение беды. — Информация точная? Ошибки быть не может?

— Точнее не бывает, — соседняя часть облаву на тракте затеяла, на него и наткнулись случайно. В канаве нашли с ножом меж лопаток. Мастерски зарезали, с одного удара. Ну, само собой, ни коня, ни сапог. А главное, сумки с уголовными делами тоже не нашли.

— А с чего ты решил, что убили именно твоего человека? — этот вопрос я задал так, на всякий случай. Вдруг случиться чудо?

— С того и решил, — прикурил Селиверстов заметно трясущимися руками. — Свояк Филиппа опознал. Он у соседей служит, и как раз в составе облавы участвовал.

— Хорошо, — я смирился с тем, что чуда не произошло. — А почему тогда ты здесь? Сдается, тебе положено на месте преступления землю носом рыть. Или я не прав?

Околоточный совсем скис. Безнадежно махнул зажатой между пальцами папиросой, неряшливо роняя пепел на стол.

— Запретили мне выезжать. Каким-то образом об убийстве сначала стало известно в департаменте, а только потом мне. Теперь вот ревизора жду… Как ты думаешь, окончательно выгонят, или все же есть надежда хотя бы городовым остаться?

Знакомая песня Селиверстова сочувствия у меня не вызвала.

— Слушай, Петр Аполлонович, — я скептически окинул взглядом околоточного, — раз уже тебя от дел отстранили, шел бы ты домой. Поспи, потом приведи себя в порядок, побрейся опять же. Если ревизор тебя в таком виде увидит, однозначно выгонит. А так, смотришь, в очередной раз пронесет. Да и я при случае похлопочу. Прохорову словечко за тебя замолвлю.

— Правда замолвишь? — в глазах полицейского плеснулась надежда.

— При случае, — подчеркнул я, не желая слишком его обнадеживать, — обязательно… Да, вот еще, — вспомнился вопрос, который давно вертелся на языке. — А почему ты именно Самохина послал?

Селиверстов, решивший последовать моему совету, перед уходом что-то сгребал со стола в ящик и, не поднимая головы, ответил:

— Я-то поначалу хотел Никодима отправить, Колесникова. Но он, как на грех, куда-то запропастился, а искать недосуг было. Вот Филипп под руку и подвернулся.

— Понятно, — наморщил я лоб в раздумье. Что-то в этой ситуации мне не понравилось, но вычленить какую-то конкретику с ходу не удалось. Пришлось оставить размышления на потом.

— Тебя подбросить? — обратился я к околоточному уже на выходе.

— Не стоит, лучше воздухом подышу. Мне тут недалече, — оказался тот.

— Как знаешь, — я пожал ему руку и отправился к бессменному хозяйственному экипажу. Теперь мой путь лежал на встречу Андрею Васильевичу Стахову. Пришло время проверить оперативные возможности моего осведомителя.

…Кучера я остановил метров за двести до места встречи. Так, на всякий случай. Что-то слишком много в последнее время непонятного творится.

Добираясь до заброшенной сторожки, где мы впервые встретились со Стаховым, я перепачкал обувь и брюки в жидкой грязи, что отнюдь не улучшило настроение. Андрюха, как оказалось, пришел раньше назначенного. Он беззаботно курил короткую трубку, сидя на корточках под стеной, и заполошно дернулся, когда я его окликнул.

— Тьфу ты, барин, перепугал! Так ведь до кондрашки доведешь, — недовольно забурчал Стахов.

— Ты сам кого хочешь до кондрашки доведешь, — оборвал я его. — Чего расселся?.. Рассказывай.

Андрюха обижено засопел, отвернулся, выколачивая трубку, но после моего чувствительного пинка, подскочил, громко ойкнув.

— Все, барин, все! Не дерись! Я понял, понял! — заверещал он.

— Да не ори ты так, баран, — пришлось мне еще раз ткнуть его кулаком в бок. — Всю округу переполошишь.

Стахов поперхнулся, закашлялся и отскочил к кустам. Выдерживая безопасную дистанцию, он испугано моргал, готовый в любую секунду нырнуть в густые заросли.

— Угомонись, — утомленно махнул я рукой, оглядываясь в поисках, на что бы присесть. — Да не трону я тебя больше… Давай, давай, не тяни. Что у нас нового в криминальном мире?

— Точно больше драться не будешь? — все еще недоверчиво жался в стороне Андрюха.

Наконец нашлась подходящая коряга, на которую я, тяжело вздохнув, опустился.

— Ты глухой?.. Хватит уже придуриваться… Или, — в моем голосе появилось неприкрытое ехидство, — тебе нечего мне сообщить?.. Тогда свободен. Нет информации, нет денег, — и я протяжно зевнул, сделав вид, что поднимаюсь.

Стахов засуетился, сразу забыв все свои страхи.

— Барин, барин, не спеши. Я все про всех в округе знаю. Вот, давеча ночью Фильку Самохина из полицейской части зарезали. Болтают, вроде бумаги важные вез.

— Тоже мне удивил, — недовольно скривился я. — У этой новости борода длиннее, чем у тебя. Вот если бы ты сказал, кто зарезал и куда бумаги делись, это бы дорогого стоило.

Андрюха забегал глазами и пробормотал:

— Трудно это.

Я иронически хмыкнул:

— А кто тебе сказал, что будет легко? Неужто ты решил, что будешь кормить меня деревенскими сплетнями и на безбедную жизнь зарабатывать. Нет, братец, дураков в зеркале поищи.

— Вспомнил! — неожиданно хлопнул себя по лбу Стахов, радостно засветившись. — Вспомнил барин! Я же девку нашел!

— Какую девку? — мои брови приподнялись от неподдельного удивления.

— Как какую? — в свою очередь возмутился рыжий. — С которой Колька Прохоров перед гибелью своей сожительствовал.

— Ну-ка, ну-ка, с этого момента поподробнее, — по ощутимому толчку сердца в груди, я понял, что мой осведомитель действительно наткнулся на что-то важное.

Стахов тоже почуял мой интерес, важно надулся и размерено начал повествовать: