Александр Казанцев - Коэффициент любви, или Тайна нуля

— Тунгусский метеорит! — вскричал Геннадий Иванович. — Так это вроде Великой теоремы Ферма. Никак не докажешь!

— Однозначно пока ничего сказать нельзя, но рабочая гипотеза право на существование имеет. Из Сибирского отделения Академии наук СССР мне написали, что продолженная линия полета тунгусского тела проходит как раз через эпицентр катастрофы и через Ертом.

— Вот это да! — восхитился дед Крылов. — Это что? Железяка вроде сродни будет Тунгусскому метеориту? Мы там ни кусочка не нашли, а он тутока лежал, на бережку Вашки нашей.

— Не только вы там искали. Множество научных экспедиций. И сам Сергей Павлович Королев, академик, отец нашей космонавтики, свою экспедицию туда посылал, чтобы ему кусок инопланетного корабля нашли.

— К нам, в Ертом, надо было ему пожаловать. Мы бы приняли с почетом.

— Кто ж знал, что вашкинская находка и тунгусская ненайденная вроде сродни, — продолжал Зернов. — Это я теперь удивляюсь, когда, узнав про следы того, что там взорвалось, говорят, что с вашкинской диковинкой связь вроде есть.

— Какая така связь? — всерьез забеспокоился дед.

— Железяка-то ваша не железякой оказалась, а сплавом редкоземельных элементов, в чистом виде на Земле не встречающихся. И получили этот сплав будто бы не в земных условиях, нужны идеально чистые редкоземельные порошки и давления в сотни тысяч атмосфер. У нас таких технологий нет.

— Так, может, в Америке или где? — настаивал дед.

— И в Америке не умеют такие дела делать. Ведь вы сами, Иван Кузьмич, определили, что железяка из кольца, цилиндра или из шара выбита, а диаметры их метр с лишком.

— Это верно, помню. Я, как саперским взглядом глянул, сразу определил. Если в столице инженера к тому же пришли, знать, нет мне выхода в расход с годами. Вот так-то!

— К этому самому и пришли специалисты. Так где же такую штуковину сделать могли?

— Чудно! Выходит, из поднебесья к нам, что ли, кто жаловал?

— Это и называется, Иван Кузьмич, гипотеза.

— Гипотеза? А с чем ее едят? Сколько лет живу, а не пробовал. Уху из нее сварить можно или как?

— Уху из нее варят и даже обжигаются на ней. Спор идет несусветный, есть ли разумные где в небе, кроме нас?

— В небе-то может быть. А вот на Земле-то не очень…

— Вы, папаша, не обобщайте, — вмешался сын деда Крылова, натягивая на голые руки офицерский китель, спасаясь от гнуса.

— А чего там! Разумные разумно на Земле жить должны, а и у нас, и за океаном «разумные» невесть что учинить готовы!

— Вот прилетят к нам еще разок, как в 1908 году, и нас рассудят, — заметил младший Крылов.

— Боюсь, Геннадий Иванович, вы не правы, надеясь на постороннее вмешательство из космоса.

— На бога надейся, а сам не плошай, — назидательно произнес дед Крылов.

— Это верно, — согласился Сергей Алексеевич Зернов. — Оплошаем, так гостям из космоса и смотреть не на что будет.

— Стало быть, они нам с неба «визитную карточку» пожаловали, на Вашкин берег сбросили, а мы и не раскумекали.

— В этом вся загадка. И как еще связать вашу находку с тунгусским взрывом?

— И к появлению десяти лун Джона Бигбю, разлетевшихся, как он определил, 18 декабря 1955 года.

— В день моего рождения, — обрадовался старик. — Вот это салют так салют!

— А вы, я вижу, следите за литературой.

— Мое хобби математика, но я люблю все удивительное. Особенно когда оно рядом.

— Ежели человеку не удивляться, жить скучно, — заключил дед.

Часть вторая

ЛЕГКОКРЫЛАЯ

Чем выше взлет, тем дальше видно.

Глава первая

НАДЕЖДА

Прекрасней слова нет — «НАДЕЖДА»!

В хмурый, насупившийся тучами день на берегу реки у самой воды, устремив на нее пристальный взгляд, сидела девушка с рыжеватой косой, спускавшейся по ее спине так, что песчинки пляжа смешивались с кончиками волос.

Своей позой, выражением тоски и ожидания девушка напоминала старинную картину — сказочную Аленушку.

Купальщики на пляже, приметив девушку в застывшей позе, деликатно не приближались к ней, предоставив ей без помех предаваться своим чувствам.

Стал накрапывать дождь, а она не уходила.

Заключенный хотя и в пластиковый скафандр, но по тесноте подобный средневековой «Железной деве», вершине изощренных пыток испанской инквизиции, Вязов не мог пошевелиться. Тело его ныло от перенесенных ушибов. Все сочленения скафандра, его механизмы, так же, как и радиоаппаратура, вышли из строя при таране Бережного. Но чувство невыполненного долга, роковой своей ошибки и черной безысходности заслонило собой все.

Если бы «святые отцы» инквизиции могли предвидеть, что подобие их изобретения для нравственных и телесных мук может вызвать еще и муки духовные, не идущие в сравнение с тем, что удавалось им причинить своим узникам, они пришли бы в священный трепет.

И вот спустя сотни и сотни лет человек, даже не ставший их жертвой, испытывал муки, о которых инквизиторы могли лишь сладострастно мечтать, воображая смертного, содрогнувшегося перед ужасающей надписью на воротах ада: «Оставь надежду навсегда!»

Что может быть страшнее, мучительнее, невыносимее?

Вязову выпало на долю перенести именно эти мучения, не говоря уже о таких «пустяках», как боль от ушибов. У него не осталось никаких надежд ни дать о себе знать, ни быть обнаруженным в космосе, ибо не заметить такой пылинки земным приборам! Бессилие и безысходность. Это граничило с потерей веры в себя и отчаянием. Осталось ему лишь размеренно дышать, экономя жалкие запасы кислорода.

И не было ли потерей им власти над собой, жестом отчаяния, когда вдруг он импульсивно включил бесполезный двигатель скафандра, уничтожая бесценный для него кислород.

После такого «припадка безумия» и бессмысленного расхода кислорода ему предстояло, используя все известные ему способы экономного дыхания, выжить. Однако усилия его могли привести только к отсрочке неминуемой гибели.

После публикации во всех газетах загадочных сигналов из космоса компьютеры проделали мириады попыток, перебирая все возможные комбинации, но к осмысленному результату за истекшие сутки прийти не смогли, ибо не запрограммированы были на эвристическое, интуитивное решение загадки.

Но два московских мальчика, школьники, увлекающиеся старым радиолюбительством, повторяя давно забытые азы первобытной радиотехники, Саша Кузнецов и Витя Стрелецкий, кстати, едва вместе не утонувшие после падения у Ленинских гор «московского метеорита», угодившего в реку, обратили внимание, что принятые в инфракрасном диапазоне сигналы напоминают давно забытую после появления компьютерного радиотелеграфа азбуку Морзе. И если воспользоваться ею, то можно прочесть инопланетное послание как русское слово «Надежда».