А Дейч - Гарри из Дюссельдорфа

В октябре 1819 года, после недолгой домашней подготовки в Дюссельдорфе, Гейне прибыл в Бонн и был принят в университет на юридический факультет.

Бонн в то время гордился своим университетом, открытым вскоре после изгнания Наполеона с берегов Рейна.

Гарри снова увидел эту широкую реку, в спокойных водах которой отражались веселые зеленые виноградники и руины рыцарских замков. Небольшой городок, где студенты занимали видное место, на первый взгляд показался Гарри довольно привлекательным. Он с отипащеннем вспоминал свою гамбургскую жизнь, бухгалтерские книги, сердитую воркотню дяди и вес огорчения, которые ему пришлось там перенести. В пестрой студенческой массе Гейне нашел товарищей, разделявших его склонности к литературе и искусству.

Радостно встретился он с Иозефом Нейнцигом, своим лицейским товарищем. Но вечерам они предавались воспоминаниям о Дюссельдорфе. Нейпциг припомнил, как он, играя в лицейском дворе, нечаянно бросил камень в ГОЛОВУ Гарри. Из виска брызнула кровь, и Нейнциг не на шутку перепугался.

- Ты сделал тогда доброе дело! - весело посмеивался Гарри. - Твой камень открыл в моей голове поэтическую жилку. Теперь я уже на всю жизнь сделался поэтом.

Впрочем, Иозеф Нейнциг тоже усердно писал стихи.

К ним часто присоединялся еще один студент- Фридрих Штейман, и все трое читали друг другу свои произведения.

Иногда Гарри, доверившись друзьям, доставал из чемодана потрепанный номер "Гамбургского стража" и показывал напечатанные там стихотворения. Друзья любили поддразнивать Гарри:

- А может быть, ты присваиваешь себе чужие стихи какого-то "Си Фрейдгольда Ризснгарфа"?

Гарри понимал, что они подшучивают над ним, но все-таки огорчался и дал себе слово никогда не печататься под псевдонимом.

В Боннском университете преподавали лучшие по тем временам немецкие профессора, и Гарри охотно посещал лекции по германской истории и истории литературы. Менее частым гостем бывал он на лекциях по юриспруденции.

Гарри любил бродить но Бонну, внимательно осматривал улицы, особенно окраины города, напоминавшие деревню. Он носил длинный темно-зеленый сюртук или нанковую куртку с такими же штанами, а на голове у него красовалась шапка ярко-красного цвета. У него были тонкие черты лица, светло-каштановые волосы, едва заметные усики. На лице играл слабый румянец, а губы часто складывались в ироническую, а иногда и саркастическую улыбку. Он был вообще немногословен, больше наблюдал и в беседу вмешивался лишь для того, чтобы бросить острое короткое замечание или забавную остроту.

Особенно саркастически он относился к тевтоиоманам, которые вели себя вызывающе по отношению к другим студентам, не входящим в их корпорации. Они не раз пытались заделать Гейне и вызывать на драки и скандалы, однако он не поддавался на вызовы и всегда держался в стороне or их шумной ватаги. Гейне не толкался вместе с толпой драчливых буянов в студенческих трактирчиках, не любил пива и не выносил табака. Он себя чувствовал гораздо лучше в кругу немногих товарищей, с которыми мог рассуждать о литературе и искусстве и которым мог читать свои стихи.

Восемнадцатого октября 1819 года боннские студенты и некоторые профессора отправились с факельным шествием на близлежащую гору Крсйцбсрг. Иозеф Нсйнцнг позвал Гейне с собой.

- Там будет не только праздник освобождения от иноземцев, но и праздник немецкой свободы! - говорил Нсйнциг своему другу.

Факельное шествие выглядело очень живописно. Студенты затянули патриотическую песню, и боннские обыватели с любопытством и испугом смотрели из окон своих домиков на пестрые ряды молодежи, на их оживленные лица, освещенные колеблющимся огнем смоляных факелов.

Гарри шел рядом с Нейниигом, сердце его взволнованно билось, а его горячее воображение рисовало картины народного восстания, словно наступил день, когда немецкий народ пошел на приступ своей Бастилии. Однако празднование носило довольно невинный характер.

Один берлинский профессор теологии произнес речь на Креицбсрге, в которой призывал студентов идти стезей религии и быть верными служителями германского народа и науки. Свою путаную и туманную речь оратор закончил риторическим вопросом:

- Кто же хочет уклониться от своего патриотического долга?

Разумеется, желающих не нашлось, и несколько десятков здоровенных глоток троекратно прокричали "ура"

в честь недавно умершего генерала Блюхера, победителя французов.

При этом Гейне не без гордости вспомнил, что ему однажды пришлось завтракать на вилле дяди Соломона с генералом Блюхером, который был там в гостях. Перед

Гарри рисовалась величественная седая голова старого генерала, сверкали золотые эполеты и многочисленные боевые ордена.

Мирная студенческая манифестация закончилась довольно быстро, и ее участники разошлись по домам. Боннские власти не увидели ничего дурного и опасного в этом празднике благонамеренных умов. Но дело повернулось иначе. Иозеф Пейнциг послал корреспонденцию в дюссельдорфскую газету с описанием крейцбергского празднее ника. Сильно сгустив краски, Пейнциг передал окончание невинной речи берлинского профессора такими словами: "Братья, на вас возложен тяжелый долг, на вас надеется и от вас ждет народ, чтобы вы освободили угнетенное отечество".

Обер-президент Нижнерейнской области получил соответствующий запрос от высших властей. Он, в свою очередь, обратился к ректору Боннского университета, и тот приказал немедленно начать следствие.

В актовом зале Боннского университета собрался академический суд в составе профессора Миттермайера, заместителя синдика Оппенгоффа и университетского секретаря. Студентов, участвовавших в манифестации, вызывали на допрос. Суд старался выяснить, был ли революционный душок в этом празднестве.

В протоколе академического суда говорилось, что допрошенный studiosus juris [Студент юридического факультета (лат.)] Гарри Гейне из Дюссельдорфа, призванный говорить правду, согласно предыдущему заявлению, что он находился на Крейцберге 18 октября, дает показания и отвечает на вопросы:

Вопрос I. Сколько "да здравствует" было провозглашено?

Ответ. Я припоминаю, что два раза: первый в честь умершего Блюхера и второй, если не ошибаюсь, в честь немецкой свободы.

Вопрос II. Не была ли провозглашена здравица буршеншафгу?

Ответ. Нет, я не припоминаю ничего подобного.

Вопрос III. Помните ли вы еще содержание произнесенных речей?

Ответ. В первой речи не было никакого содержания, а содержание второй я не могу сооощить, потому что я не помню его.

Гейне подвергался довольно длинному и мучительному допросу, но от прямых показаний уклонился. Вместе с ним допрашивались одиннадцать студентов и два профессора. Университетский следователь пришел к выводам, что возведенные обвинения - результат сплетен и клеветы и что праздник 18 октября был проведен достойным образом, не заслуживающим порицания.