Андрей Корбут - Год 2990

23. Вы видели, как в полуденный зной поднимается над барханами в пустыне расплавленный воздух?.. С четырех сторон, словно вылитые из того же расплавленного воздуха, надвигались на нас колонны, каждая из которых своим основанием скользила по зеленой пыли Харона, а верхним краем подпирала небо. Надвигались подобно смерчу. Неся звук, который казался все тише, но при этом сводил с ума. Первым опомнился Клод, он скомандовал всем надеть скафандры и шлемы. Я был ближе всех к снаряжению, но, схватившись за один из комплектов, почувствовал, что теряю под ногами почву. Рухнул на пол. Пытаясь встать, но барахтаясь, точно перевернутая на спину черепаха, я видел, как взорвался монитор, стоящий перед Клодом. Осколками ему поранило лицо. Мигель упал на колени, обхватив голову руками. Он что-то кричал, но слов я не слышал. Я чувствовал, что мозг мой, словно поставленное на огонь сырое молоко, вскипает и грозит перелиться через край. У Арно из глаз катились слезы. Я никогда не поверил бы, что слезы - все равно, у мужчины ли, женщины ли, - могут быть столь частыми и столь крупными. Четыре колонны готовы были слиться в единое целое. Казалось, можно было протянуть руку, и она коснулась бы их. Платформа затрещала, как сбитый из досок и бревен утлый плот, налетевший на рифы. Наше электронное оборудование вспыхнуло малиновым светом, что-то исчезло, что-то превратилось в бесполезное железо. Наконец тот самый риф вспорол днище, платформу разорвало надвое, закружило, точно в водовороте, Клод сорвался и упал вниз. Мигель вдруг затих. Арно я не видел. Меня захватил воздушный вихрь. Перед глазами стало черно...

24. Алекс возник перед крайней резервной капсулой пассажирского блока, где спал его сын. Граница тумана была не дальше, чем в десяти-двенадцати шагах. Он расстилался повсюду; во всех, кроме последнего между первым и вторым рядами проходах. У пола он был особенно плотный, наливался густым голубым цветом, а выше, над капсулами, стоял пока легкой дымкой. Он видел перед собой ползущую на него смерть, позади себя - стеклянные двери, которые нельзя было открыть без оружия или кода, и подумал о сыне... Некоторое время он бездеятельно стоял, оценивая свои шансы, но затем пришел к выводу, что иного пути у него нет. Он бросился вдоль второго ряда, затем вдоль первого, переводя каждую капсулу в автономный режим и отключая от анабиоза. Когда он закончил с последней и метнулся за сыном, из первых капсул уже выбирались люди. Выбирались, оглядывались. Кто-то один увидел голубую смерть, и уже всех охватил страх, кто-то утратил дар речи, кто-то залился истерикой, кто-то владел собой, но тогда лоб покрывался испариной, а сердце сковывал стальной обруч, но все так или иначе, как животные, спасаясь от лесного пожара, бегут в едином порыве к свободному от леса пространству, кинулись к стеклянным дверям, прижались к ним, взывая о помощи криками, стонами, рыданиями, мольбой, о стекло сбивая в кровь руки...

* * * "У меня очень плохие новости, сэр", - тягуче сказал Дон Ричи. Его слова были прерваны появлением первого пилота второй смены, Оуэна. Он был явно чем-то взволнован. "Ник, в пассажирском блоке что-то происходит", - Он произнес это на выдохе, скороговоркой. "Что там?" - повернулся в его сторону Ник Крашпи. "Кто-то отключил два ряда капсул от анабиоза... и... там паника" "В пассажирском зале черви Мортакса, сэр", - вмешался Дон Ричи. Ник попятился, недоуменно посмотрел на Оуэна, на Рэга, и кинулся в ЦУП. Через две или три секунды он уже находился перед обзорными экранами модуля "D". "Полный свет в пассажирском блоке" "Есть полный свет", - эхом отозвался Рэг. Весь зал с двумястами капсул предстал на экранах, залитый одним клубящимся облаком тумана, при ярком свете, казалось, ставшем во сто крат гуще. "Боже...", - шепотом вырвалось у Ника. Кто-то из стюардесс вскрикнул... Стеклянные двери поползли вверх, и все сорок пассажиров, а с ними и Алэн Лаустас с сыном на руках, ринулись в спасительный ресторан-клуб. Президентская охрана в те первые секунды в каком-то замешательстве наблюдала бегущую на нее толпу. Затем раздались окрики, приказывающие людям лечь на пол. Несколько предупредительных залпов сожгли какую-то мебель.

* * * - Вы не смеете так поступать. Это же люди. Вы обрекаете их на смерть, повысил голос Ник Крашпи, поднимаясь из кресла и наступая на начальника президентской охраны. - Все пассажиры останутся в ресторан-клубе, - повторил Дон Ричи. Вероятность их заражения достаточно велика, чтобы рисковать жизнью президента, как, впрочем и всего экипажа. А у меня есть твердые намерения исполнить свою миссию. Пассажиры останутся в ресторан-клубе. ...И да поможет им Бог... Тем более, что это лишь третья часть от общего числа. Не моя вина, что вы потеряли остальных. Смею, сэр. Как могло получиться, что на вооруженном до зубов электроникой звездолете спустя почти час узнают об эпидемии, когда она, не таясь, идет в полный рост... С чего все началось? Почему свел счеты с жизнью пассажир из 142 капсулы. Вы ведь обследовали его труп? Какие результаты это дало? Кто, почему и зачем их скрыл? Кто, наконец, столь тщательно позаботился о мониторах, следящих за каждой капсулой в отдельности? - и Дон Ричи бросил красноречивый взгляд на стену мониторов, на которых с трудом можно было разглядеть лишь тусклые силуэты. Для всех эти последние слова стали откровением. Но когда все смотрели на мониторы, с непониманием и в смятении - как такое могло случиться - Рэг Гамильтон и Ник Крашпи встретились глаза в глаза. - Если ты, Ник, хочешь спросить о доке, то он мертв..., - сказал Рэг. К Дону Ричи он повернулся стремительно, с кольтом на вытянутой руке. И тут же выстрелил. Невидимый смерч снес охраннику все, что было у него выше пояса. Нижняя половина его тела покачнулась, теряя равновесие, и рухнула на пол, как мешок с песком. Все вздрогнули. Расступились. Это был шок. Рэг Гамильтон нашел глазами Ля Кросса и двинулся к нему. Но именно президент отреагировал на поступок астронавта спокойнее, чем кто-либо: - Мне кажется, вы погорячились, сэр...

* * * Он успел спрятаться за стойкой и, пригибаясь, прижимая к груди сына, пробежал до уничтоженной им самим же решетки вентиляции. Здесь он положил сына, долго осматривался. Кольта нигде не было. Он выглянул из своего укрытия, увидел, как трое охранников, приблизившись к лежащим лицом вниз пассажирам, ищут его среди мужчин, заставляя каждого поднять голову; вернулся к сыну и аккуратно опустил его, спящего, в вентиляцию. Прощание не было долгим. Алэн знал, что скоро вернется за ним. Затем застегнул на себе корсет и растворился в воздухе.

* * * - Рэг, ты убил Александра? - произнес Ник Крашпи. - Он был уже мертв, когда я пришел к нему... голубая смерть. Они убили Мэри, Ник. У меня не было выбора. - Ты болен, Рэг. Тебе нужно успокоиться... Отдай мне оружие, - Ник Крашпи старался говорить как можно мягче. - Перестань, Ник. Все кончено. Голубая смерть теперь повсюду... Я не хотел никому зла. Кто знал, что Ля Кросс окажется в моих руках. Единственное, чего я хотел, - его смерти... Вы же видите, видите, что это не люди; видите, как мало значит для них человеческая жизнь... Они убили Мэри. Они ненавидят нас. И за это должны платить. Рэг говорил с надрывом, но в то же время оставаясь спокойным. Он стоял рядом с Ля Кроссом, но его кольт был направлен на экипаж. Он говорил не только с Ником - он видел перед собой каждого из тех, с кем летал на "Леонардо да Винчи", и, казалось, искал на их лицах прощение. И не находил. С внезапной решимостью Рэг навел ствол на президента, посмотрел в его глаза. Они отчасти смутили его. - Значит, ты не боишься смерти... Я упакую тебя в пакет для пищевых отходов и отправлю в космос... - Рэг!... - окликнул его Ник Крашпи. - Молчи, Ник. Он мой... - Рэг, оглянись. Что-то в голосе Ника все же заставило его обернуться. На какие-то секунды, зачарованный увиденным, он замер... А потом, сотканные точно из дыма над буро-черной лужей, два силуэта, два Дона Ричи метнулись к Рэгу Гамильтону, словно две молнии.