Ирина Стрелкова - Шах помидорному королю

Володя взял листок в руки. И ужаснулся.

Чудовищное, варварское отношение к улике! Таскать просто в кармане! Записку следовало взять пинцетом за краешек, положить в пластиковый пакет, отправить в криминалистическую лабораторию… Азбучные истины! С ними знаком каждый поклонник детективного кино!.. А что делает Фома? Мало того, что он таскает записку в кармане. Судя по его словам, важная улика перебывала во множестве рук. Как теперь обнаружить отпечатки пальцев шантажиста? Остается только почерк…

Володя погрузился в изучение записки.

От этого занятия его оторвал могучий бас.

— Я не опоздал? — Веня Ророкин, монтер с телефонной станции, явился, как видно, с дежурства, во всем своем снаряжении. — Владимиру Александровичу мой привет! — Веня с грохотом отправил в угол монтерские «кошки». — Николай Павлович, порученный объект проверен. Когда выходим?

— А это уж решит Владимир Александрович.

— Выйдем, когда начнет смеркаться, — объявил Володя и кивнул Фомину: отличный напарник! О лучшем и желать нельзя!

Веня отслужил свои армейские годы в десантниках и после демобилизации не расстался с тельняшкой и лихим беретом. В дружине за ним числились разные подвиги. Вытащил мальчишку, провалившегося под весенний непрочный лед Пути. В одиночку и безоружный задержал хулигана с обрезом.

Володю Веня тоже однажды спас. Володя в своем служебном кабинете нечаянно уронил со стола телефон и заранее оплакал расход в двадцать пять рублей. Но пришел Веня и взялся своими огромными тяжелыми лапищами за кучу осколков корпуса, деталек и проводков. Аппарат и сейчас работает как новенький.

— Подзаправиться бы маленечко… — басил Веня, открывая один за другим ящики единственного в штабе письменного стола и доставая то полбулки, то кусок сала, то пряник. Тут, как видно, было принято иметь запасы на всякий случай. — Хотел домой забежать, — пояснил он Володе, — но не успел. Проверял уличное освещение — чтобы все лампочки светили. Теперь полный порядок. И на Парковой тоже. Там самый нужный фонарь, гляжу, разбили. Как раз напротив того дома. Я ввинтил лампочку посильней…

Володя чуть не схватился за голову. «Непростительный промах! Нам темнота на руку. А он лампочку ввинтил. Не иначе как выполнял распоряжение Фомы».

Но вслух Володя произнес сдержанный упрек:

— Простите, но вам не кажется, что исправленное вами освещение на Парковой может помешать успеху задуманной операции?

— При чем тут операция! — Веня перестал жевать булку и уставился на Володю. — По Парковой возвращаются с дискотеки. Свет обязательно нужен. Свет дисциплинирует!

«Опять это слово! — отметил про себя Володя. — Один сказал, что закрытое помещение дисциплинирует. Другой про свет. У них сегодня на уме только это…»

Поглядывая на своего напарника, мощно работающего челюстями, Володя с грустью размышлял, что даже для Вени сегодняшние танцы в парке, или — как их там? — дискотека, — все это представляется куда более важным и опасным делом, чем поимка шантажиста.

«Ну ничего… Нынче ночью все образуется, все встанет на место. Однако кто же придет за выкупом? К какой встрече я должен быть готовым? От моего предвиденья успех зависит не меньше, чем от силы и ловкости Вени Ророкина».

Фомин ушел, пожелав обоим поймать шантажиста с поличным.

— Звоните обязательно. В любой час.

Веня улегся на продавленный диван и развернул старый номер «Крокодила». Самые удачные, на его взгляд, остроты он читал вслух. Остроты казались Володе плоскими и пошлыми, но не мешали думать о своем.

Чем пристальней Володя вглядывался в записку, тем сильнее его смущал ровный детский почерк.

«Фома, со свойственной ему привычкой все упрощать, наверняка решил, что это детское озорство. Вот почему он доверил засаду мне. Что ж, может получиться и так. Не очень-то благородно со стороны Фомы не сказать мне сразу про почерк и рисунок. Но… почему бы не предположить подделку? Шантажисты никогда не пишут записок своим собственным почерком. И опытный мошенник вполне мог прибегнуть к детскому почерку. Как к наименее характерному. Мечта каждого учителя — чтобы все дети писали одинаково, по единому образцу. Одинаково писали, одинаково одевались, одинаково думали. Высший педагогический идеал! Вот этой одинаковостью и решил воспользоваться шантажист. Или сам подделал школьный почерк, или продиктовал записку какому-то школьнику… да, пожалуй, все-таки не подделка, настоящий детский почерк. Причем писал не мальчик — девочка. И не двоечница — прилежная ученица. Написано грамотно, без единой ошибки. Но… — Вот это «но» и было для Володи самое важное. — Девочка с ровным, старательным почерком не станет рисовать череп и кости — хулиганский знак угрозы. Значит, она написала, а потом кто-то взял ту же ручку с синим шариковым стержнем и дорисовал…»

Володя взглянул в окно. Ну вот и смеркается. Пора…

Веня вел его задворками. В той стороне, где парк, метались разноцветные лучи. Ритмы гремели на весь город. Каково же у них там, в самой дискотеке?

— Мне в прошлом году дали квартиру на Сиреневом бульваре, — гудел приглушенно Венин бас. — А вырос на Крутышке. Моя улица самая крайняя, у кладбища.

— Не страшно возле могил? — спросил Володя.

— Привык… — Веня шел впереди, чуть вразвалку, очень крепкий и надежный. — Я в Крутышке каждую щель знаю. Мы с вами выйдем на Парковую кратчайшим путем.

Володя считал себя знатоком всех городских кратчайших путей через заботливо поддерживаемые дыры в заборах и перелазы. Он даже для интереса нанес на карту эту тайную сеть, покрывшую весь Путятин. Но Веня вел его как-то по-новому. Они пересекли двор автобазы, и Веня безошибочно нащупал в заборе пару легко отодвигающихся досок. Прошмыгнув сквозь открывшуюся щель, они оказались в овраге. Кратчайший путь был снабжен в нужных местах мостиками и ступеньками. Видно, им пользовались обстоятельные люди.

За оврагом начались огороды Крутышки. Везде нехитрые изгороди и вдруг чуть ли не крепость — тесовый глухой забор.

— Чье владение? — Володя предугадывал, каков будет ответ.

— Владение Смирнова! — Веня действительно знал в Крутышке каждую щель. Отыскал в заборе калитку, перемахнул через нее, и калитка отворилась.

Володю охватило облако пряных дурманящих запахов, среди которых пробивалось и что-то знакомое. Он наклонился к ближней грядке, сорвал мягкий пушистый листик, размял в пальцах.

Мята! Снимает боль в сердце! В травах Володя немножко разбирался. Каких только не записал для больной матери. И не так-то просто было отыскать мяту. А у знахаря ее вон сколько!