Наталья Новаш - В КОРОЛЕВСТВЕ КИРПИРЛЯЙН. Сборник фантастических произведений

— Хм-хм, — оживилась Злыгость. — Очень, очень неплохо! Интонация взята верно. Трагические противоречия мира имеют место. И приятно, что объектом стихотворного исследования выбран достойный субъект. Однако… Зачем эта излишняя конкретность? При чем здесь гриб, который я вовсе не кусаю, хотя и не прочь бы закусить, скажем, чернильным грибом? Зачем упоминать о совести, которая меня вовсе не гложет? И что это за слово — сдохнет? Так можно сказать о собаке, но вовсе не о великой поэтессе! Хотя «тухлый гриб» — это неплохо. «Тошно ей, противно жить» — тоже очень и очень неплохо. Из тебя со временем может выйти толк, если ты, конечно, не будешь злоупотреблять глагольными рифмами.

— Это как? — не понял Михаил.

— Ну, «жить-открыть», «гложет-поможет», «давясь-таясь». То есть рифмами, образованными при помощи глаголов.

Михаила подмывало сказать, что «давясь» и «таясь» не глаголы, а деепричастия, но вместо этого он горячо заверил великую поэтессу, что обязательно примет к сведению ее замечания и не замедлит воспользоваться ценными советами.

— Да, если будешь им следовать, толк выйдет, — важно подтвердила Злыгость.

— О да, толк выйдет! — смиренно пробормотал Михаил и придушенно хрюкнул, представив, какое лицо станет у учительницы литературы, если он прочтет ей стихотворение, сделанное по рецепту Злыгости.

— Что такое? — насторожилась великая поэтесса.

— Нет-нет, все в порядке, вы так ко мне снисходительны, — промычал Михаил, боясь поднять глаза на Анюту.

— Да, снисходительна, — согласилась Злыгость. — И потому я сдержу слово и открою вам тайну львов. Особенно охотно я открою ее вот этой девочке: если она погибнет, пытаясь вернуть львов на место, искусство не пострадает. Во всяком случае, гибель потенциального поэта мне оплакивать не придется.

Услышав эти слова, Михаил едва не бросился на Злыгость с кулаками, но Анюта вовремя пихнула его локтем в бок: молчи — львы важнее. Она любила львов не меньше Витьки и Михаила и готова была выслушать от Злыгости еще и не такое, лишь бы узнать, как их спасти.

— Это было ночью! — неожиданно громко и противно завопила великая поэтесса, и волосы ее встали дыбом.

Анюта отшатнулась и, если бы Михаил не поддержал ее, непременно свалилась бы в воду.

— Мрачная мусороуборочная машина въехала в Парк. Подобно тени, проскользила по аллеям и, зловеще урча, остановилась около одного из львов. Из кабины вылезли двое злодеев. Один — высокий, скулы его, казалось, вот-вот проткнут кожу — указал рукой на бронзовое изваяние и скрипучим, отвратительным голосом спросил многозначительно: «Этого, что ли?» — «Этого», — еще более отвратительным, жирным, как свиное сало, голосом ответил второй — толстый и короткий, нос которого утопал в щеках.

После этого злодеи сели в машину. Над ней поднялась стрела подъемного крана. Поднялась и замерла надо львами. Это был ужасный миг!

Первый злодей снова вылез из кабины и закрепил тросы, свисавшие с крана, под брюхом льва. Затем он вернулся в машину, стрела крана поползла вверх, и статуя, веками украшавшая наш Парк, оторвалась от пьедестала и закачалась в воздухе. В следующую минуту подъемный кран повернулся, и наш бронзовый красавец, свет наших очей, оказался погруженным на машину. Он стоял на платформе, предназначенной для контейнера с мусором, и призывно смотрел на своего бронзового собрата. Увы, тот ничем не мог ему помочь…

Машина уехала, а через несколько часов, перед рассветом, вернулась за вторым…

Ребятам показалось, что Злыгость всхлипнула.

— Ах, вот, значит, как дело было… — растерянно протянул Михаил. За последние два дня он уже привык ко всяким необычностям, и прозаический увоз львов на мусорной машине разочаровал его.

— А вы? Неужели вы ничего не предприняли? — возмутилась Анюта.

— Я… Я едва не лишилась чувств, — ответила Злыгость расслабленным голосом. — Со мной случилось что-то вроде обморока. Я такая впечатлительная…

— Нашли время, когда лишаться чувств, — с сожалением посмотрела на нее Анюта. — А еще считаете себя великой поэтессой! — на этот раз во взгляде голубых Анютиных глаз сквозило явное презрение. — Поэт, даже самый захудалый, должен бороться с любой несправедливостью, а вы… — Анюта на секунду запнулась, а потом выпалила: — Должны бы, кажется, помнить, что Некрасов сказал: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!».

Михаил с тревогой посмотрел на Анюту. Он разделял ее недоумение и даже возмущение, но сейчас важно было не обличать Злыгость, а узнать у нее подробности.

— А номер, номер машины вы запомнили? — спросил он, как только Анюта замолчала.

На Злыгость было жалко смотреть — и куда делась ее прежняя спесь? Травы-волосы полегли, вся она будто уменьшилась и подалась ближе к воде. Наверно, ей стало стыдно, и она собиралась удрать, чтобы скрыть свой позор. Вопрос Михаила окрылил ее.

— Да! Я запомнила. Я знаю номер: ЛЕВ 22–01! — радостно вскричала она. И тут же дрожащим от волнения голосом спросила: — Но вы ведь не думаете, что одна ошибка может погубить во мне поэта?

— Думаем! — жестко сказала Анюта. Она хотела добавить, что и без этой ошибки стихи Злыгости отвратительные, но не успела.

— Нет! — перебил ее Михаил. — Не думаем. Случалось, что и великие поэты ошибались. Но истинно великие находили в себе силы признавать свои ошибки. — Он укоризненно посмотрел на Анюту — разве так можно!

— Я докажу, что я — великая поэтесса! Я приму участие в поисках львов, — сказала Злыгость, и слова ее прозвучали как клятва.

— Жначит, о поэжии жаговорили! — прожужжало под старой ивой, и к корням ее опустился Жужляк. — Жлыгость, жадав-лю! Ты о львах долж-жна думать, а не о поэжии! — Он грозно повел своими пилами-рогами, но Злыгость даже не вздрогнула.

— Я все осознала и уже открыла тайну львов. И готова принять участие в их розыске.

— Даж-же так? — Жужляк замер на месте, и усы его, похожие на щетки, растерянно опустились. — Ижумительно… — начал он, с уважением глядя на беспечно болтавших ногами ребят, но тут в кустах послышался шум, и ворчливый голос спросил:

— Где тут эта старая швабра, эта стихоплетная блудословка, именующая себя великой поэтессой?

Ребята переглянулись. Выражаться так способно было только одно существо — Свинкль. И через минуту он действительно появился на полянке.

— Как ты мож-жешь так выраж-жаться?

— А что я такого сказал? — удивился Свинкль. — Все же… — он заметил ребят, а потом Злыгость и стушевался. Однако быстро оценил обстановку и непринужденно соврал: — Я же любя.