Владислав Жеребьёв - Проект «Сколково. Хронотуризм». Золото Барбароссы

Интересно, размышлял хронотурист, в чьи же лапы я попал? Что со мной будут делать? Пытать? Допрашивать с пристрастием?

Окинув взглядом серые мрачные стены, Алексей прикрыл глаза и, стараясь отрешиться от пульсирующей боли в затылке, попытался представить лучший мир. Там, куда он перенесся в своих видениях, была зеленая трава, вкусная еда и удобная одежда, не волочащаяся по земле длинным подолом. Там не били людей по голове, и уж тем более не тащили в темный подвал и не приковывали цепью, как собаку, а если уж и арестовывали, то на это были веские основания.

Внезапное озарение заставило вырваться из пелены грез и мечтаний. Вскочив с места, Солодов принялся обшаривать себя, но ни кошеля на поясе, ни пистолета в кобуре при нем не оказалось. Очевидно, пока он лежал без сознания, тюремщики облегчили карманы загадочного монаха, решив, что наличность и странный предмет в кожаном кармане в камере ему не понадобятся. С исчезновением «Макарова» испарилась последняя призрачная надежда выбраться наружу. Если бы Алексей получил хоть малейший шанс выйти отсюда, то почти наверняка отправился бы назад, к строящемуся собору, и там, изучив каждый камешек и обнаружив следы точечной свежей кладки или нестандартный камень, попытался бы достать свиток. Но шанс оставался, ровно до того момента, пока дрожащие пальцы авантюриста не ощупали пустую кобуру.

Внезапно дверь скрипнула и распахнулась. В глаза Солодова ударил яркий свет, и на пороге появились две коренастые фигуры.

Вошедший первым что-то резко и гортанно спросил, но Алексей только покачал головой. Вопрос на незнакомом языке повторился еще несколько раз, после чего парочка вновь исчезла, затворив за собой дверь. Самочувствие у хронотуриста было неважное. Голова раскалывалась. Странный стальной привкус во рту сводил с ума, а тошнота и подскочившая температура путали мысли и не давали сосредоточиться. Дверь открылась снова, и на пороге появились недавние посетители, неся на вытянутых руках жаровню с красными раскаленными углями. Бухнув её посреди камеры, они развернулись и исчезли за дверью, а вместо них появился высокий худой тип, в руках он держал кожаный чехол с набором пугающего вида железных инструментов. Расстелив свое хозяйство на полу, худой принялся по одному доставать их из узких кожаных карманов и выкладывать в жаровню. Двое же верзил, вновь войдя в камеру, ринулись к узнику и, скрутив ему руки, прижали коленями к земле.

Подобного оборота событий Алексей не ожидал. Он, конечно, предполагал, что в двенадцатом веке может ввязаться в драку, или отравиться, или получить в лоб лошадиным копытом, но чтобы так, каленым железом, без суда и следствия?

– Так мы не договаривались.

Зарычав, как бешеный зверь, Алексей чудом извернулся на скользком полу и со всего размаху въехал одному из подручных носком ботинка в ухо. Не ожидавший такой прыти от узника, тот ойкнул и, схватившись за голову, ничком свалился на пол. Второй здоровяк несколько опешил, но быстро сориентировался и попытался придавить Солодова к полу. Удар в челюсть свалил и его. Отключив, таким образом, двух противников из трех, Солодов кровожадно усмехнулся и, поднявшись с пола, бросился к застывшему над жаровней палачу.

Только стремительность движений спасла авантюриста от ломающего кости удара в висок. Поднырнув под руку с раскаленными щипцами, Алексей нанес удар в бок. Худой выпустил оружие, но, не растерявшись, попытался опрокинуть на нападавшего пышущую жаром стальную конструкцию. Секунда, и вот уже они катаются по холодному полу, молотя и дубася друг друга. Три раза худой пытался добраться до своих инструментов, извиваясь, будто придавленная камнем змея. Он то вцеплялся в горло Алексею, то старался добраться до его глаз. Навалившись на палача всем своим немалым весом, Солодов вцепился ему в глотку. Удар, еще удар, и, тяжело дыша, он отваливается от лежащего на полу противника.

Тем временем двое громил начали приходить в себя. Один из них приподнялся с пола, но тотчас поучил удар ногой в висок и снова лишился сознания. Второй же, тот, кому досталось ботинком в ухо, воспользовавшись моментом, выскочил за дверь и принялся голосить, призывая подмогу.

Его крики возымели действие, и толпа бряцающих оружием и доспехами стражников вломилась в маленькую камеру. Дальше сопротивляться смысла не было. Загнанный в угол десятком латников, норовивших его проткнуть, Алексей зажмурился и стал прощаться с жизнью. Так он просидел, согнувшись в три погибели, минут десять, в каждое мгновение ожидая острой боли от рубящего удара.

Он вспомнил маму, вспомнил первый класс, когда, отстояв на праздничной линейке, перепутал, где право, а где лево, и как потом смущался из-за этого всю оставшуюся четверть. Вспомнил он и первый поцелуй, и романтическое свидание со Светкой Ромашиной в девятом классе, а под конец еще и ухмыляющуюся рожу Прокопенко, но почему-то в пончо и с большой кубинской сигарой в зубах.

– Если я и умер, то оказался не в раю, а в сумасшедшем доме.

Вдохнув поглубже, Алексей отважился открыть глаза, но вместо заплесневелых стен и искаженных гневом лиц уголовной стражи увидел прозрачный купол и людей в белых халатах.

До боли знакомый оператор, пожилой мужчина с добрыми морщинками в углах глаз, отделился от группы научных сотрудников и, радостно улыбаясь, направился к сидящему на полу хронозала туристу. Отворив прозрачное окошко купола, он помахал ему рукой и жизнерадостно воскликнул:

– Добро пожаловать домой, господин Солодов. Как отдохнули?

Отдышавшись и придя в себя, Алексей не без помощи Сухого покинул хроноплощадку, рухнул на стул и принялся осматривать себя. Синяков и ссадин на теле было великое множество. Голова отчаянно кружилась и раскалывалась на части. Каждый вздох отдавался острой болью в груди. Скорее всего, в драке он повредил, или даже сломал несколько ребер. На ноге по-прежнему была цепь, повидавшая на своем веку немало узников, принявших мучительную смерть от раскаленных инструментов палача.

– Замечательно, господин оператор. Впечатлений набрался на год вперед.

Хмурый и не выспавшийся, Дмитрий ждал приятеля у ворот «Сколково. Хронотуризм», нервно ерзая на сиденье. Кофе и бутерброды давно кончились, ужасно хотелось есть, потом принять души и забраться в мягкую постель. Наконец час икс пробил, калитка отворилась, и на площадку перед въездом вывалился Солодов. Синяк на правой скуле замечательно оттенял другой, под левым глазом. Левая рука Алексея была забинтована и покоилась на перевязи. Держа в здоровой руке сумку, охая и матерясь, Алексей подошел к автомобилю. Взгромоздившись на пассажирское сиденье, он принялся рыться в бардачке.