Сергей Алексеев - Мутанты

Тут же батько увидел сначала пионерок и потом только Курова в гимнастерке при всех регалиях да еще в краснозвездной каске. Не разобравшись, что к чему, - на трибуну.

- Червоноармиець?! - А сам стеком по голенищу постукивает. - Коммунист?

Дед же ногу отставил, снова грудь выкатил, орденами и медалями звенит:

- Советский партизан из отряда товарища Ковпака! Командир диверсионно-разведывательной группы! Герой рельсовой войны! Лично пустил под откос двенадцать фашистских эшелонов с личным составом и боевой техникой! И девятнадцать - в составе группы!

- Партизан?! - взъярился Гуменник. - Советский партизан?!

Он, выпивший, совсем дурной делался. Дременко было к нему, чтоб объяснить ситуацию, но телохранитель не подпускает. Куров же на батьку:

- Я-то партизан, а вот ты кто таков? Бандеровец?! На-хтигаль?! Пятая колонна?

И - в карман галифе, где наган лежит!

Добро, начальник милиции, бывший на трибуне, руки его перехватил, оттеснил от батьки, а Тарас Опанасович наконец-то отпихнул телохранителя и зашептал Гуменнику, мол, это наш человек, обеспечивает охоту на мутанта, знает, где логово искать. Курова тем временем молодые девушки в красных галстуках окружили будто бы с поздравлениями ветерана, отвлекли и под ручки с трибуны свели. В общем, кое-как конфликт разрядили, однако батько недоволен остался и даже выступать не стал, хотя голова ему слово предоставил и народ шумел, ждал, что батько скажет. Но ведь им, контрабандистам, лишь бы веселиться и время проводить в ожидании ночи. Провожая Гуменника до машины, Дременко объяснил ему суть дела и добавил от себя, мол, пускай тешится этот полоумный старик, лишь бы логово указал, потом мы у него и паспорт отберем, и накажем за сопротивление и покушение. Но обиженный батько сел в джип и обронил фразу, от которой у Тараса Опанасовича сердце зажгло:

- Бачу, треба миняты голову администрации…

И уехал. А Дременко, перетерпливая боль, побежал к ку-ровской хате, дабы деда успокоить и ублажить, чего доброго, рассердится и откажется от сотрудничества - пока валандались с вручением паспорта, дело уж к вечеру шло. По дороге же вдруг осенила догадка: а что, если все эти случайные события и капризы деда не что иное, как хорошо продуманная комбинация Волкова? Просчитал все, настропалил Курова, зная его характер и устроил так, чтоб и батько Гуменник к митингу подоспел?

Сам же потом отмахнулся, отплевался - быть не может! Не такой он и умный, чтоб все предугадать и организовать. Это даже не сахар через границу перебросить. Но осадок остался и еще сильнее надавил на сердце.

Когда к деду в хату ввалился, вся грудь горела и слабость началась. Куров парадную свою гимнастерку уже снял и какой-то рваный кожушок напялил, шапчонку, кирзовые сапоги - кажется, наконец-то в разведку собрался. Бледный вид головы был замечен с порога:

- Что это с тобой, сват?

- На жаре притомился, - соврал Тарас Опанасович, обмахиваясь шляпой.

Невзирая на сопротивление, Куров уложил его на кровать за печку, галстук с шеи снял, а сам в стену постучал:

- Оксанка! Хватит языками чесать! Поди сюда, отцу твоему худо…

Минуты не прошло, крышка люка поднялась, и из подпола явилась неотложка с баульчиком. И вместо того чтобы послушать сердце родителя и лекарство дать, ворчать принялась:

- Как без присмотра - так и ходит небритый… Полюбуйся, тату, на кого ты похож!

- Пилюлю ему дай! - прикрикнул дед. - Валидолу или еще чего…

- Да нет же валидола!

- Тогда рюмку горилки налью!

- Нельзя, дедушка. - Оксана наконец приложила фонендоскоп к груди Дременко и послушала. - Тахикардия… Йодную сетку сделаю, полежит, оно и пройдет.

- Ты лечи, а мне пора. - Куров спрятал новенький паспорт в потайное место и повесил на шею трофейный немецкий бинокль. - Все-таки мутанты полезные существа. Не появись они в нашей державе, восторжествовала бы справедливость? Вернул бы я фамилию?

- Ты, сват, помни, - простонал с кровати Тарас Опана-сович, - они могут чужие мысли читать… Станешь искать, так не думай про них.

Дед проверил патроны в барабане.

- Ну, мысли-то свои я давно прячу… Иногда так глубоко сховаю, что и сам найти не могу. Скоро буду как Сенька Волков, ходить и думать - кто я?

- Трубку на вот, возьми! - дрожащей, потной рукой протянул голова мобильник. - Найдешь логово, сразу звони, немедля. Но условными фразами. Например, «Дядя здоров, шлет привет»…

- На второй заставе все равно не берет. - Куров спустил ноги в люк. - Там зоны нет, проверял, свой мобильник имеется.

- Как - нет? Москали ж новую вышку поставили!

- Поставили, а все равно не покрывает… У немцев тоже радиоперехват не работал. Место такое заколдованное. Там фашистские асы бомбы кидали - все мимо. Говорят, преломление воздуха, как в воде. По-научному называется «особая оптика атмосферы»… Ну, сват, выздоравливай!

- Докладывай лично мне, Степан Макарыч! - успел предупредить Дременко. Едва дед скрылся в подполе, захлопнув за собой люк, он вынул из ушей дочери фонендоскоп: - Говорят, тебя мутант ночью чуть не схватил?

- Почему чуть? Схватил, баловник…

- Ну?! И шибко напугалась?

- Да что его бояться? - усмехнулась она и достала йод. - Мохнатенький такой, и лапки горячие… Думала, к себе поволочет - не сволок. Чем-то на тебя смахивает, когда не бритый…

- Ты это брось, Оксана! И так сплетни ходят! Как вырвалась-то?

- Как от всех ухажеров… Баулом по морде, и легонько совсем. Сразу и бросил… Сам пугливый какой-то.

- Волков к тебе приставал ночью?

- Ох, тату! Легче назвать, кто не приставал. Даже Чернобай, и тот норовит - в угол, подальше от своих камер, и руку в трусы засунуть, охальник… Но все без толку, тату!

- Гляди, этот дурень свататься к тебе вздумал!

- Какой дурень? Прапорщик пограничный?

- Та ни, Мыкола Волков!

- Неужели? - искренне встрепенулась она. - Вот было б прекрасно! Мыкола хоть и с износом, да женщин любит. Ухаживает. Руку сразу в трусы не пихает. А только из служебной необходимости. Посватайся раньше, пожалуй, согласилась бы. Тамарки Кожедуб я не боюсь. Враз бы отбила, если б захотела…

- Ты в уме?!

- Да за любого бы пошла, кто позвал! Даже за Митю Чернобая… Но теперь поздно. Уезжаю я, тату, покидаю вас…

- Куда?!

- В Якутию эмигрирую, - обыденным тоном сообщила она. - Смирно лежи! И как же я стану йодную сетку тебе накладывать? На шерсть, чи шо? Может, постричь тебе грудь, тату? И побрить?

- А меня спросила?! В Якутию! - задохнулся и умолк Дременко.

- С бабушкой Совой посоветовалась. - Оксана принялась мазать йодом прямо из пузырька. - Мне женский совет требовался… Она благословила. Мы с ней так рассудили: что, в самом деле, я даром Юрко столько лет ждала? Сколько напрасных надежд на него извела, а сколько слез моих девичьих пролито? Юные годы свои впустую растратила, чтоб в покое его оставить?! Не дождется!