Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)

– Ты убил Ляна!

– На поединке.

– Его меч – в ножнах.

– Я его туда вложил. Вынь и посмотри – его меч в моей крови.

Кто-то из гостей дёргается проверить – и всем тут же делается интересно. Смотритель пытается оттащить жену от тела сына, она вырывается и воет, колотит кулаками тех, кто сунулся близко. Меч вытаскивают из ножен, кровь размазана по лезвию; мать Ляна рвет меч из чьих-то рук, хватается за лезвие, режет ладонь, кровь течёт на землю, пятнает праздничные наряды…

Н-До тихо говорит мне:

– Ник, забери Лью, пока они отвлеклись. Я не хочу, чтобы они её оскорбляли – я тут сам разберусь, а вы уходите.

– Н-До, это неправда, – шепчет Лью. – Всё, что он говорил – неправда.

Н-До кивает.

– Я знаю, знаю. Поговорим потом.

Я помогаю Лью подняться. Одной рукой она пытается прикрыться охапкой тряпья, другой хватается за мое плечо. Я хочу взять её на руки, Лью отстраняется, позволяя только поддерживать себя. Я втаскиваю её в тёмную аллею. Юу с обнаженным мечом идет за нами, как телохранитель.

Ноги Лью заплетаются, она едва не падает. Задыхаясь, говорит:

– Больно и голова кружится. Прости.

Я страшно досадую на технику безопасности: как мне пригодилась бы стандартнейшая аптечка, которой в чужих мирах пользуются все, кроме этнографов! Мне жаль Лью и нечем помочь по-настоящему. При мне только «бабкин бальзам» и пара капсул нейростимулятора, замаскированных под некие фантастические семена. Использовать «бальзам» нельзя – во-первых, Лью не даст, а во-вторых, тут уж нет никаких данных о результатах такого лечения: не надо нам осложнений. Но капсулу я разламываю у Лью перед лицом.

Она отшатывается.

– Что это? Странный запах…

Держу её за затылок, чтобы не уворачивалась от паров препарата:

– Семечки живи-травы с гор. Дыши, дыши.

Юу с любопытством за нами наблюдает. Стимулятор действует – Лью лучше держится на ногах, мы с горем пополам добредаем до конюшен. Тут темно и пустынно, только горят масляные фонарики у входа в стойло: челядь побежала смотреть на труп младшего Господина. Все лошади гостей ещё у коновязи.

Помогаю Лью сесть на траву. Замечаю, что сидеть ей больнее, чем стоять – и укладываю её на кафтаны. Она вздыхает, как всхлипывает; я глажу её волосы, мокрые от пота. Как бы не простудилась – мокрая насквозь, а вечер прохладен, приближается время заморозков. Укрываю её своей курткой.

– Что делать дальше, Младший Господин? – спрашиваю я у Юу.

– Ждать брата, – говорит он. Юу тоже волнуется. Он садится на корточки, рассматривает лицо Лью, освещённое слабым светом горящего масла. Простенькая обветренная мордашка Лью от боли и обрушившихся нравственных страданий приобретает чахоточную прелесть; её щеки горят, а глаза болезненно влажны. Юу рассматривает её восхищённо-задумчиво. – Как ты познакомилась с моим Старшим? – спрашивает он.

Лью приподнимается на локте, поводит плечами. Улыбается – и вдруг рыдает, закрывая лицо рукавом. Мне нестерпимо жаль её.

– Она красива, – говорит мне Юу извиняющимся тоном. – Просто странно…

Я окончательно утверждаюсь в мысли, что Н-До лгал. Пока я записывал для Земли здешнее огненное шоу, Н-До спасал мою девчонку от чего-то гнусного – и это очень по-человечески.

Возможно, более по-человечески, чем иногда в мирах людей…

Н-До смотрел, как Госпожа Эу-Рэ воет над трупом, и думал о матери Лью.

Лью сказала, что у неё нет отца. Её мать – одна. Что бы она сказала, когда узнала бы, что у Лью нет чести? Что может почувствовать аристократка, узнав, что её Старший – никудышник?

Не было бы никакой метаморфозы. Юноша Лью отказался от метаморфозы, как Юноша Ди отказался от жизни. Надо будет спросить, почему. Решил казнить себя за миг слабости? За доверие недостойному? Ужасная казнь, легче покончить с собой – но одно другому и не мешает… Или дело только в том, что после таких слов невозможно позволить возлюбленному, ставшему врагом, изменять твое тело?

Н-До было очень тяжело думать о чем-нибудь, кроме Лью, кроме тела Лью, души Лью и жуткой мешанины собственных ощущений и чувств. Связь, в одночасье возникшая между ними, была так сильна, что отсутствие Лью поблизости казалось дырой в душе. Смерть Ляна значила по сравнению с этой связью даже меньше, чем смерть Яо – взаимная неприязнь с которым возникла с первого же разговора. Как странно, думал Н-До, что Официальные Партнёры, которых выбирают мне тайные силы Земли и Небес, оказываются до такой степени отвратительными, а появившиеся на моем пути случайно, не подходящие никаким образом, неудачники, над которыми висит скандал или позор – забирают сердце, не спрашивая моего согласия…

Отец тряхнул Н-До за плечо, выдернув из мира грез. Н-До очнулся, обнаружив, что Господин Эу-Рэ, стоя вплотную к нему, уже с минуту что-то требует, шмыгая носом.

– Ты слышишь?! – сипло взывал он. – Я должен узнать, как вышло, что этот поединок…

– Неучтиво дышать людям в лицо, – сказал Н-До, отодвигая Эу-Рэ лезвием меча.

– А тыкать в старших обнаженным оружием – учтиво? Тем клинком, который только что оборвал жизнь?!

– Уверен ли ты, что хочешь узнать? – спросил Н-До устало. Ему страшно не хотелось врать снова, но правда прозвучала бы слишком жестоко не только для Смотрителя, но и для Лью. Гости пялились в рот, как стая стервятников, но Н-До не опустил глаз. – Всё было грязно. Я поссорился с Ляном на обеде, потому что он дурно отзывался об аристократах крови. На обеде же я познакомился с Лью. Потом мы болтали, было весело… мы понравились друг другу… Лян увидел нас вдвоем и сходу оскорбил меня, а Лью сказал, что считает его своей собственностью и сделает наложницей, когда я буду мертв… это уже после того, как Лью вызвал меня на поединок. Ты доволен?

– Старший Щенок А-Нор бегал за Ляном, высунув язык! – процедил Эу-Рэ сквозь зубы. – С чего бы ему вызывать тебя?

– Ты лучше меня знаешь, что произошло? – Н-До едва справлялся с отвращением. – Так удовлетворись и не смей отзываться в таком тоне о моем трофее. Я женюсь на ней.

– Как бы не так! – воскликнул Смотритель.

Н-До взглянул на Мать – и напоролся на её взгляд, как на нож, но она молчала.

– Я не должен больше ничего объяснять, – сказал Н-До. – Это меня унижает. Но знай, если хочешь знать: я понял из разговора с Лью, что Лян – самовлюблённая дрянь, которой плевать и на дружбу, и на любовь. Такие люди легко предают – разве Лью можно было верить Ляну?

– Молчи, ты не смеешь унижать мертвого! – рявкнул Эу-Рэ. – И эта дешёвка не смеет его порочить!

– Довольно, – сказал, наконец, Отец. – Я слышал достаточно. Этот дом мы покидаем. Поединок состоялся, больше у нас нет никаких обязательств.