Джек Макдевитт - Обреченная

- Юная леди… - начал он.

- Кейси.

- Юная леди, откуда же мне знать? И, собственно говоря, почему это должно меня волновать?

- Мистер Макаллистер, я читала «Раздумья босоногого журналиста».

Это его смутило. «Босоногий» был сборником его ранних эссе, где он бичевал общественную глупость показной мужебоязни. Но сборник содержал и длинное эссе, защищающее весьма странное убеждение, первоначально провозглашенное Руссо, что некоторых знаний, обретенных благодаря разлагающему действию цивилизации, лучше было бы не иметь вовсе. Разумеется, это было написано прежде, чем он осознал ту истину, что декаданс скорее привлекателен.

- Все это совершенно не важно, - произнес он. - Тот факт, что на Обреченной кто-то жил - кто-то, кто знал, как складывать камни один на другой, - похоже, не имеет почти никакого значения. Особенно после того, как и они, и камни отправятся в лучший из миров.

Женщина уставилась на него, и он заметил в ее взгляде решимость.

- Мистер Макаллистер, вы, наверное, удивились, когда я остановила вас.

- Вообще-то нет.

- Мне бы очень очень хотелось…

- Взять у меня интервью.

- Да. Само собой разумеется. Если бы вы могли уделить мне время.

Когда-то он сам был молодым журналистом. Много лет назад. И ему вдруг оказалось трудно отказать этой особенной женщине. Почему? Оказались ли пробита его толстая кожа?

- О чем бы вы хотели со мной поговорить? - осведомился он.

Следовало заранее потребовать от нее вопросы. Однако ему вовсе не хотелось, чтобы пошел слух, будто одному из самых непосредственных мыслителей в мире потребовалось специально готовится к интервью.

- Напомните мне, гм… - Он заколебался, словно забыл, что собирался сказать. - Как, вы сказали, вас зовут?

- Кейси Хэйз.

- Скажите, Кейси, как вы оказались в этом рейсе? Вы заранее предвидели такой поворот событий?

Она склонила голову и упрямо посмотрела на него. Макаллистер подумал, что она ему нравится. Для журналистки она казалась неглупой.

- О нет! - ответила она. - Собственно, я никак не предполагала, что буду работать здесь. Родители подарили мне билет на день рождения.

- Поздравляю, - произнес он. - Вам очень повезло с родителями.

- Спасибо. Признаюсь, что перспектива наблюдать за тем, как одна планета сталкивается с другой, обещает весьма и весьма интересный репортаж. Если мне удастся правильно это подать.

- Посмотрим, что у вас получится, Кейси. А как вы планировали подступиться к этой теме?

- Отыскать одного из самых блестящих в мире издателей и представить публике его реакцию на событие.

«Похоже, эта женщина ничего не стесняется».

Она смотрела прямо на него. Макаллистеру показалось, что он заметил искорку обещания где-то в конце пути, предложение награды, однако приписал это все тому же заложенному природой в самце чувству, которое крепко держало его на месте и не давало стремительно уйти к себе в каюту.

- Может быть, - продолжала она, - мы могли бы побеседовать об этом завтра за ланчем, если вы будете свободны? На «Верхней палубе» очень симпатично.

«Верхней палубой» назывался самый шикарный ресторан на корабле. Кожа и серебро. Свечи. Барочные украшения. На настоящем рояле играют Баха.

- Мне она кажется не вполне удобной, - отозвался он.

- Хорошо, - сказала Кейси. Она была сама уступчивость. - Где бы вы предложили встретиться?

- Спрошу у вас, как у понятливого и смышленого журналиста. Собираясь взять у кого-нибудь интервью о значении «Титаника» или «Ранкосаса», где бы вы предложили побеседовать?

Она смутилась.

- Н-ну, не знаю…

- Поскольку оба судна давно восстановлены и вполне приспособлены для посещений, лучшим местом, безусловно, была бы каюта на самом корабле.

- О! - воскликнула она. И опять: - О! Вы о высадке на поверхность?

Подразумевал ли он именно это? Вполне возможно. Событие подобного рода непременно осветят. И участие в нем не нанесет вреда его репутации. Он, пожалуй, сумел бы правильно интерпретировать события. Мир умников, сентименталистов и моралистов в течение следующих нескольких дней будет переживать нечто необычайное, извлекая уроки из смерти разумных существ. (О том, насколько разумных, эссе, разумеется, упоминать не будет.) Как обычно, это событие будет преподнесено как предостережение от Всевышнего. Ему пришло в голову, что если хоть одно из этих несчастных созданий и в самом деле будет обнаружено, то раздастся душераздирающий вопль негодования, призывающий к отчаянным попыткам спасти его, - возможно, даже на палубах «Вечерней звезды».

«А в самом деле, почему бы и нет?»

- Да, - решительно проговорил он. - Если хотите поговорить об Обреченной, то сама Обреченная - вот место, куда нам следовало бы отправиться.

Она колебалась.

- Не понимаю, как мы это устроим? Туда что, посылают какие-нибудь группы?

Он рассмеялся.

- Нет. Но, уверен, это поправимо. У нас есть два дня. Я посмотрю, что можно сделать.

Макаллистер вернулся в свою отдельную улучшенную каюту, запер дверь и опустился в кресло.

Эта журналистка напомнила ему Сару.

Нет, не внешне. Черты лица у Сары были мягче, волосы чуть темнее и не такие пышные. Обе женщины были одного роста, но стоило вглядеться получше, и уловить сходство во внешнем виде становилось очень сложно.

И все же оно существовало.

Наверное, глаза. Но у Сары глаза были зелеными, а у Кейси - голубыми. Тем не менее он узнал этот решительный взгляд и, наверное, еще что-то в ее облике - как она улыбалась уголками губ или как говорила сипловатым мягким голосом, считая, что это работает на нее, - разницы почти не было. Либо просто-напросто разыгралось его неистовое воображение - ведь он отправился в рейс, который, вне всякого сомнения, войдет в историю, и Сара сейчас могла бы быть с ним.

Проведя двадцать лет в беспрестанных нападках на брак - этот институт порока для обоих полов, этот постепенно смыкающийся капкан, - однажды вечером на презентации группы молодых журналистов он познакомился с Сарой. Она пригласила его на ужин, потому что на этой встрече работала, и в число ее задач входило взять у него интервью. В то время он слыл в Америке, наверное, самым известным женоненавистником. Он всегда утверждал, что «великая страсть» быстро изнашивается. И даже установил собственный предел: один год, три месяца и одиннадцать дней.

С Сарой ему не удалось проверить справедливость этих цифр. Спустя восемь месяцев после того, как он встретил ее, через три недели после свадьбы она погибла в кораблекрушении. Его там не было, поскольку, когда это произошло, он работал в офисе «Премьера».

Это случилось давным-давно. И все же не было ни дня, когда бы он не вспоминал и не думал о ней.