Мэри Кларк - Убийство Золушки

– Нет, нет. Простите. Дети всегда говорят мне, что я совершенно не умею рассказывать. Говорят, что я совершенно непоследовательна. «Выдавливаю из себя информацию по каплям», – так они говорят… Нет, я встретила Дона в шестьдесят восьмом, когда мы оба были молоды. Ему тогда было всего двадцать, и в то время он работал с Джимми Монаганом, во время его первого мирового турне. – Розмари смутно помнила, что это какой-то рок-певец с Юга, звезда своего времени. – Мне тогда было двадцать пять, но я всем врала, что мне двадцать один. В те времена музыканты не обращали внимания на девушек старше.

– Так вы что, были бэк-вокалисткой?…

– Боже, ну конечно, нет. Я под страхом смерти не смогу спеть ни единой ноты. Несколько лет назад у нас здесь был конкурс караоке, и друзья пригрозили выселить меня из Кастл-Кроссинг, если я еще когда-нибудь вздумаю запеть в их присутствии. Будьте уверены, вам бы никогда не захотелось услышать мое пение. Нет, я врала о своем возрасте, потому что была «почитательницей таланта». Чаще нас называли просто «группиз»[41].

Розмари чуть не поперхнулась вином. Правильно говорят – не суди о книге по ее переплету, особенно когда речь идет о человеке.

Теперь лед в их отношениях был полностью сломан, и дальше они общались уже как две закадычные подружки. Две эти женщины прожили совершенно разные жизни, но с удивлением обнаружили странные параллели в жизни Лидии, которая была вечно в пути, и Розмари, чьим главным событием в жизни был переезд из Висконсина в Калифорнию.

– И как же ты решилась на переезд сюда? – спросила Лидия. – Трудно было жить в старом доме?

Розмари занялась картошкой.

– Прости, я чем-то тебя обидела?

– Ну конечно, нет. Просто, понимаешь, на этот вопрос нелегко ответить. В том доме я жила с Джеком дольше, чем где бы то ни было. А потом он умер, и дом оказался слишком большим для меня одной. Было трудно избавиться от воспоминаний, но время пришло.

– Розмари, я совсем не хотела возвращать тебя ко всем этим воспоминаниям.

– Все хорошо. Правда, все в порядке.

Лидия протянула руку и похлопала Розмари по кисти. В этот момент на столе зазвонил телефон миссис Демпси.

– Прости, – извинилась она, взглянув на экран. – Я должна ответить.

– Розмари, – раздался голос в трубке, – это Лори Моран. У меня хорошие новости.

Розмари произносила в трубку обычные утвердительные междометия – да, понятно, так-так, – но при этом чувствовала на себе вопросительный взгляд Лидии.

Наконец, когда разговор закончился, Лидия произнесла:

– Что бы это ни было, но ты, по-видимому, рада.

– Да, можно и так сказать. Это был продюсер из Нью-Йорка. Шоу «Под подозрением» выбрало убийство моей дочери в качестве темы следующего выпуска. Конечно, продюсер ничего не обещает, и мне остается только молиться, что мы узнаем что-то новое. Ведь прошло уже двадцать лет.

– Представить себе не могу…

Розмари вдруг поняла, что впервые за эти двадцать лет говорит о Сьюзан с человеком, который ее не знал и не принимал участия в расследовании убийства. У нее появился настоящий новый друг.

Иногда у Дуайта Кука появлялось желание полностью изменить интерьер здания штаб-квартиры компании. Когда архитектор впервые рассказал ему о своей концепции, все выглядело вроде бы здорово. В здании на трех уровнях было достаточно открытого пространства, кое-где потолки достигали сорокафутовой высоты, и в то же время в нем было множество небольших закутков, решенных в яркой цветовой гамме; там стояли диваны и низкие столики, чтобы люди могли собираться небольшими группами. Идея архитектора, по его словам, состояла в создании иллюзии бесконечного лабиринта.

Что ж, эффект лабиринта, без сомнения, сработал.

Неужели он был единственным человеком, которому нравилась монохромная симметрия?

Не обращая внимания на все эти ужасные цветовые пятна, Дуайт подумал о работе, которая протекала в этих странных стенах. «Система» существовала на рынке уже больше двадцати лет и все еще имела возможность нанимать лучших и самых креативных специалистов в стране.

Дойдя до конца холла, Кук повернул направо, в сторону кабинета Хэтэуэя. Его бывший профессор был связан с «Системой» множеством связей с самого начала. Но, несмотря на все годы, которые они проработали вместе, Дуайт всегда думал о Хэтэуэе как о своем профессоре и человеке, который смог превратить «Систему» в империю.

Дверь кабинета была открыта – это полностью соответствовало «корпоративной культуре» компании.

Ричарду Хэтэуэю было уже под шестьдесят, но он все еще выглядел так же, как в те годы, когда студентки университета окрестили его «самым сногсшибательным» преподавателем. Он был среднего роста, со спортивной фигурой, дополненной густыми вьющимися каштановыми волосами и круглогодичным загаром. Одевался он так, как будто сейчас выйдет на поле для гольфа. Подойдя, Дуайт заметил, что профессор изучает статью под названием «Тренируйся не больше, а эффективнее».

Не будучи уверенным, как начать разговор, Кук уселся напротив профессора. Он решил перейти к главному незаметно, как, по его наблюдению, делали люди, когда им предстояло обсудить не очень приятный вопрос.

– Иногда, когда я хожу по зданию, мне кажется, что я все еще в вашей старой лаборатории в университете.

– Хотя в то время мы работали на компьютерах размером с малолитражный автомобиль. Да и мебель там была похуже. – Хэтэуэй никогда не лез за словом в карман. Как часто ему удавалось добиться своего, просто «убалтывая» потенциального инвестора? Дуайт превзошел профессора в том, что касалось программирования, но не будь этой способности Хэтэуэя, Кук так бы и закончил свою жизнь наемным рабочим.

– Да и стены были прямыми, – пошутил Дуайт, пытаясь не отстать от своего учителя.

Профессор улыбнулся, но Кук увидел, что его шутка не достигла цели.

– Я хочу сказать, – продолжил Дуайт, – что на нас работают все эти дети – умненькие, не растерявшие идеалов и, наверное, слегка странные… – (В этом месте Хэтэуэй рассмеялся.) – И верящие в то, что они могут изменить мир, введя правильный код доступа. В вашей лаборатории у меня было такое же чувство.

– Ты говоришь, как гордый родитель.

– А я, наверное, действительно горд. – Кук так долго старался не думать о своих эмоциях, что теперь не мог их описать.

– В этом нет ничего плохого, – заметил Хэтэуэй. – Но не надо забывать, что у нас есть инвесторы, и не хотелось бы обмануть их ожидания.

– А мы и не обманем, Хэтэуэй. – Дуайт еще долго продолжал называть его «доктор Хэтэуэй» после окончания университета. Несмотря на все просьбы профессора называть его Ричардом, это было выше сил Дуайта. «Хэтэуэй» оказалось тем компромиссом, который устроил обоих.