Блудницы Вавилона (СИ) - Уотсон Иэн

Неловкая пауза молчания, и аудитория разразилась аплодисментами. Обе девушки, черная и белая, выбежали на помост, чтобы поклониться. Первая уже не казалось такой древностью.

— Ловко! — сказал Гупта. — Надо освоить этот трюк с одеждами. — Какая-то липкая ткань. Морщинится, как старая кожа.

— Так это был только трюк?

— Сопровождаемый удачно подобранными позами и жестами.

На сцену снова вышла распорядительница.

— Спасибо тебе, благодарная публика. А теперь вам предстоит узреть путешествие через пять ворот ада.

И тут Алекс сам вошел в первые ворота ада. Он похлопал по мешочку с деньгами и обнаружил его отсутствие. Приглушенно вскрикнув, обшарил себя всего. Потом опустился на корточки и постарался разглядеть что-то в темноте между ногами, как босыми, так и в сандалиях.

— Кошелек! Кто-нибудь стоит на моем кошельке? — Он выпрямился и схватил Гупту. — Это ваша шутка? Вы взяли мой кошелек? Говорите!

— Конечно, нет. Ничего подобного. Может быть, вы обронили его на входе, когда расплачивались. Подумали, что положили на место, а он выскользнул. Такое случается.

Под звуки ожившей флейты Алекс протолкался через толпу к выходу. Допросил привратника. Поискал на земле.

— Ну как, удачно? — поинтересовался вышедший следом Гупта. Лицо его выражало искреннее дружеское сочувствие.

— Ничего! — Алекс снова схватил индийца, провел руками по его спине, ощупал более сокровенные места. — Вы сказали, что здесь не только раздеваются, но и раздевают. Да, так! А что еще? Что еще у меня отнимут?

— Протестую. Хотя и прощаю, учитывая ваше состояние и невыдержанность. Какой ужасный шок.

— Что толку вас обыскивать. Вы могли спрятать его в задницу. Пожалуйста, Гупта. Пожалуйста, если мой кошелек у вас…

— У меня его нет. И быть не может.

Алекс повернулся к привратнику, с вежливым интересом наблюдавшему за происходящим.

— Отсюда кто-нибудь выходил?

— Вы двое.

— Я имею в виду кто-нибудь еще!

— После первого танца? Нет, вряд ли.

— Значит, вор еще там с моими деньгами.

— Очень удачно. Все, что вам нужно, это встать у входа и спрашивать каждого выходящего.

— Спрашивать?

— Да. Не поднял ли кто-то случайно ваш кошелек.

— Я требую, чтобы представление остановили. Пусть всех обыщут. Воровство — это преступление против закона.

— Конечно. Но сегодня там сорок человек. Кто будет их обыскивать?

— Я. Если вы запрете дверь.

— Это вряд ли всем понравится. Там есть и агрессивные парни. Мало кому нравится, когда его ощупывают.

Алекс застонал и схватился за рукоять спрятанного под туникой доброго греческого ножа. Привратник протянул руку к лежавшей на полке дубинке. Алекс разжал пальцы.

— Дайте мой фонарь.

— С фонарем заходить нельзя. Нарушение баланса освещения.

— Верните мой фонарь! Я иду домой! Спать.

— Не спешите, — сказал Гупта. — С падением покровов смерти вор может испытать раскаяние.

— Что-то плохо верится. И я не намерен оставаться в одной комнате с тем, кто только что меня уничтожил.

— Это преувеличение.

— У меня нет больше денег, Гупта. Совсем. Я — нищий.

— Позвольте предложить вам заем. Могу выделить полтора шекеля на неотложные нужды.

— Щедрость вас погубит.

— Извините, я не Крез. Впрочем, вы вольны отказаться. Сохраните гордость. — Чьи деньги предлагает Гупта? Собственные? Или его, Алекса? — Не хочу чрезмерно себя ограничивать. А этой суммой могу рискнуть.

— Спасибо. Я подумаю.

— А я останусь. Хочу досмотреть то, за что заплатил. Первый номер был на редкость поучительным. Будьте осторожны на обратном пути.

— Полагаете, меня может ждать засада? Новое ограбление?

— Возмущенная душа не ведает осторожности. Человек в таком состоянии думает, что ничего хуже случиться уже не может. А беда ведь в одиночку не приходит.

— У меня есть нож — если что, воспользуюсь! Гупта повернулся вполоборота, вслушиваясь в звуки

флейты.

— Прошу извинить. Не хочу пропустить что-нибудь… разоблачительное. — Он скрылся за дверью.

Алекс — в одной руке фонарь, другая на рукояти ножа — уныло потащился на постоялый двор.

Пророчество Гупты не исполнилось — он без приключений добрался до своей комнаты, но уснул не сразу. С одной стороны, ему позволяли жить в кредит — по крайней мере до тех пор, пока Гупта не шепнет Камберчаняну пару слов. И кто знает, чем может обернуться визит Фессании, при условии, конечно, что она вообще придет? Алекс сосредоточился, заставляя себя думать о том, что она, как и обещано, появится на следующий день. А если не придет…

Фессания сдержанно оглядела голую комнату.

— У тебя есть что-нибудь, что можно продать?

— Те семь шекелей… я ведь как бы дал их вам с Мориелем в долг.

— В долг? Без расписки? Так не бывает. Лучше считай их инвестицией — в рискованное предприятие.

— В таком случае я, выходит, инвестировал все! Включая свиток.

— Свиток сам по себе совершенно не важен. Ты даже представить себе не можешь, сколько усилий, знаний и изобретательности вложили в это дело мы с Мори. Ты неблагодарный.

— И какова отдача? Что на выходе?

— И к тому же чудовищно нетерпелив. Действовать нужно осторожно, хитро, без суеты. Думаю, через три дня я смогу удивить тебя кое-чем. Но говорить заранее не стану — намеки только портят удовольствие.

— Через три дня. А что мне делать до тех пор? Хозяин вот-вот предъявит счет. Мне нужно хотя бы немного денег. — О предложении Гупты Алекс решил не говорить — это запасной вариант.

— Можешь продать себя.

— А разве я этого еще не сделал?

— Я говорю серьезно. Думаю, могла бы уговорить отца приобрести для меня раба. Шекелей сорок он бы за тебя дал. Жизнь не такая уж трудная. И у тебя будет много свободного времени, которое мы могли бы употребить на дальнейшее расследование. Все стало бы намного легче, будь ты под моей крышей.

— Скажи лучше, под твоим каблуком. Продаться тебе в рабство? Ты шутишь.

— В этом нет ничего бесчестного или постыдного. Всего лишь злоключение. Я смогла бы защитить тебя.

— Нет, чтобы попасться на эту удочку, надо быть полным идиотом. Сама идея — совершенное безумие. Продать себя в рабство чуть ли не в первый день пребывания в Вавилоне!

— Всякое бывает.

— Лучше уехать.

— Тебе нечем заплатить за выход из города. Будет чем, если воспользоваться щедростью Гупты.

— Кроме того, ты обязан пробыть здесь один лунный месяц. Городу недешево обходится содержание потенциальных граждан.

Интересно, позволят ли ему сесть на ховеркрафт раньше срока? Алекс попытался вспомнить, как выглядит это транспортное средство, но оно исчезло за облаком пыли. Откровенно говоря, ему уже и не вполне верилось в существование такой машины.

Деньги. За нож можно выручить несколько монет.

Никогда не разоружайся! Ни при каких обстоятельствах не позволяй себе оставаться беззащитным! Вбитые Митчем правила до сих пор прочно сидели в голове.

— Три дня? Точно? Поклянись.

Фессания перекрестила сердце и, подбежав к окну, крикнула своему рыжеволосому слуге, который остался с колесницей во дворе:

— Поднимись, Пракс! Проводи меня. Я ухожу.

Алекс лишь сейчас заметил, что держит руку на рукоятке ножа. Может, Фессания испугалась? Хорошо. Загони человека в угол, и он выпустит когти. Или просто свернется калачиком…

— Итак, через три дня? Здесь?

— Я обязательно приду. Клянусь.

Конечно, придет. Ее ведь хлебом не корми — дай только вдохнуть запах опасности. В дверь постучали. Кулаком.

— Войди, — отозвалась Фессания, и на пороге возник, почесывая грудь, Пракс. — А пока обдумай мое предложение, — мило проворковала гостья. — Для тебя оно самый лучший выход. Евнухом тебя не сделают — запрещено законом. Для этого тебе пришлось бы сначала изнасиловать дочь хозяина дома! — Она подмигнула. — Соглашайся. Уверена, в рабах ты долго не задержишься. Если наше предприятие ждет успех, сможешь легко выкупить свободу. Сейчас за тобой ничего, кроме одного-единственного долга за постоялый двор. Но у свободного человека расходы постоянно растут, а долги копятся, согласен? Если у тебя нет и четверти шекеля, ты пропал. Алекс молча смотрел на нес.