Айзек Айзек Азимов - Транторианская империя

Иногда он задумывался, что означает первый мысленный контакт, который он ощутил, направляясь к сиянию на горизонте. Это был не Арбин, не Ло и не Гро. Хотя имело ли это какое-нибудь значение?

Как выяснилось позже — имело. Однажды он вновь почувствовал этот контакт. Тогда он спросил у Арбина:

— Что это за леса за южными холмами?

— Ничего особенного, — грубовато ответил тот. — Это министерская земля.

— Что это значит?

Арбин, казалось, был раздражён.

— Какое вам до этого дело? её называют министерской землей, потому что она принадлежит премьер-министру.

— Так на ней ничего не выращивают?

— Она не предназначена для этого. — В голосе Арбина чувствовалось возмущение. — Это был огромный центр. В древности. Это священное место, которое никто не имеет права посещать. Слушайте, Шварц, если вы хотите жить спокойно, умерьте любопытство и делайте свою работу.

— Значит, никто не может там жить?

— Вот именно. Вы правы.

— Вы уверены?

— Уверен… И не пытайтесь ходить туда. Иначе вам конец.

— Не буду.

Шварц, задумавшись, отошёл, чувствуя странное беспокойство. Именно из этого леса пришёл мысленный сигнал, и на этот раз к ощущению добавилась нечто новое. Это был враждебный, угрожающий сигнал.

И всё же он не смел ни о чём рассказывать никому из членов фермерского семейства. Они бы не только не поверили ему, но положение его стало бы ещё хуже. Он знал это. Собственно говоря, он знал слишком много.

Кроме того, он помолодел, похудел и стал шире в плечах. Его мышцы стали сильнее и выносливее, пищеварение улучшилось. Всё это было результатом работы на свежем воздухе. Но было кое-что ещё, что в большей степени привлекало его внимание. Это были изменения в его мышлении.

Старики обычно забывают, как они умели думать в юности, забывают быстроту своих мысленных решений, смелость юношеской интуиции, живость воображения. Они привыкают больше задумываться над разнообразными причинами, и поскольку это в конечном итоге даёт опыт, считают себя мудрее молодых.

С огромным удовольствием почувствовал Шварц, что понимает всё мгновенно, что продвигается от понимания объяснений Арбина к предвидению их, к мысленному опережению собеседника. Это давало ему более реальное ощущение молодости, чем отличное физическое самочувствие.

И вот однажды, спустя два месяца от начала жизни у фермера, Шварц, играя с Гро в шахматы, невольно обнаружил свои новые качества.

Шахматы были те же, только изменились названия фигур. Они были такими, как он их помнил, — это всегда утешало его. По крайней мере в этом отношении память его не обманывала.

Гро рассказал ему о существующих разновидностях шахмат. Среди них были шахматы, в которые играли вчетвером, причём каждый игрок имел свою доску, углами соприкасающуюся с другими, пятая доска, как нейтральная территория, занимала пространство в центре. Существовали объёмные шахматы, с расположенными друг над другом восемью досками, в которых каждая фигура двигалась в трёх измерениях, так же, как они обычно двигались в двух, с удвоенным количеством фигур. Победа засчитывалась при мате, поставленном одновременно обоим королям противника. Довольно популярны были шахматы, в которых первоначальное положение фигур определялось бросками костей, или же такие, в которых возможности фигуры зависели от места её расположения на доске.

Шварц и Гро сыграли уже около полусотни партий.

Сначала Шварц весьма слабо ориентировался в шахматах и в первых партиях постоянно проигрывал. Однако со временем поражения становились всё реже. Постепенно Гро стал чаще проигрывать, и каждое поражение сопровождалось его ворчанием.

Гро играл белыми, и его пешка уже прошла на поле противника.

Шварц со скучающим выражением лица следил за игрой, она становилась ему неинтересной, так как он предчувствовал каждый ход, который намеревался сделать Гро. Всё это происходило так, будто Гро имел туманное окно в голове. То, что Шварц почти инстинктивно предугадывал следующий ход противника, было лишь частью окружающих его загадок.

Они играли на «ночной» доске со Шварцем светящимися в темноте голубыми и оранжевыми квадратами. Фигуры, обычно нелепые статуэтки из красноватого пластика, ночью преображались. Половина из них излучала кремовую белизну, придававшую им вид холодного блестящего фарфора, вторая половина светилась слабым красным светом.

Светящиеся фигуры словно скользили по доске по своей воле, тогда как движущая их рука полностью терялась в темноте.

Шварц боялся. Он рисковал узнать о своем безумии, но ему необходимо было знать правду.

— Где я? — неожиданно проговорил он.

Гро, прервав осторожное продвижение своей фигуры, посмотрел на него.

— Что?

Шварц не знал слов, означающих «страна» или «народ».

— Что это за мир? — спросил он, делая ход.

— Земля, — последовал короткий ответ, и Гро с энтузиазмом снял с доски фигуру противника.

Это был совершенно неудовлетворительный ответ. Слово, которое использовал Гро, Шварц мысленно перевёл как «Земля». Но что такое «Земля»? Любая планета — «земля» для живущих на ней. Он передвинул на две клетки королевскую пешку, заставив ладью Гро отступить.

— Какой сейчас год? — спросил Шварц со всем спокойствием и обыденностью, на которые был способен.

Гро замер. Возможно, он был даже напуган.

— Что это на тебя нашло сегодня? Не хочешь играть. Если это доставит тебе удовольствие, сейчас 827 год. Г.Э. — добавил он иронически и, нахмурившись, стал обдумывать очередной ход. Шварц мягко спросил:

— Что такое Г.Э.?

— Что? — недовольно переспросил Гро. — А, ты всё ещё интересуешься, какой сейчас год? Что же, я забыл, что ты научился говорить всего месяц назад. Но ты хорошо соображаешь. Ты действительно не знаешь? Это значит 827 год галактической эры. Галактическая эра — Г.Э., ясно? 827 год со времени основания Галактической Империи, со дня коронования Франкена Первого. А теперь твой ход, пожалуйста.

Однако Шварц задержал его руку, готовую сделать ход. Им овладело отчаяние.

— Минутку, — сказал он, ставя фигуру на место. — Вы знаете эти названия: Америка, Азия, Соединенные Штаты, Россия, Европа?..

Возможно, Гро слегка покачал головой, но Шварцу не нужно было этого видеть. Он почувствовал отрицание так же ясно, как если бы оно было высказано.

— Вы не знаете, где можно найти карту? — сделал он ещё одну попытку.

— Никаких карт, — проворчал Гро, — если ты не хочешь рискнуть своей головой в Чике. Я не географ.

— Рискнуть головой? Почему? — взволновался Шварц. Может быть, он совершил преступление и Гро знает об этом?