Дэвид Вебер - Испытание адом

А уж ответная ее улыбка вызвала у кота вопль негодования. Хонор с покаянным видом прижала его к груди и постаралась как можно отчетливее сформировать мысленное извинение. Секунду или две кот испытующе смотрел на своего человека, потом издал что-то вроде фырканья, погладил ее по здоровой щеке... и простил.

– Спасибо, паршивец, – сказала она нежно и, пересадив кота на колени, повернулась к мониторам.

Когда она объявила о своем решении лечь на курс перехвата, используя реактивные маневровые двигатели, многие капитаны решили, что адмирал перетрудилась и у нее нелады с головой. Этого никогда не делали, потому что этого не делали никогда. Дополнительные маневровые двигатели, при использовании их на полную мощность, позволяли развить ускорение максимум в 150 g, то есть втрое меньше чем под импеллером, а реакторная масса при этом расходовалась катастрофически быстро, средняя дневная норма выбрасывалась за считанные минуты. Хуже того, не подняв клина, корабль не мог задействовать инерциальный компенсатор. Правда, внутренние гравитационные панели военных кораблей были гораздо мощнее, чем у маломерных судов, но они могли снизить перегрузку самое большее в тридцать раз. Что, при плановых ста пятидесяти g, давало результирующие пять.

Поначалу мало кто верил в осуществимость ее идеи, но Хонор доказала свою правоту с помощью точных расчетов, наглядно показавших, что они могут пройти на реактивной тяге тридцать пять минут, после чего в бункерах останется запас водорода, достаточный для работы на полной мощности термоядерных установок линейного крейсера в течение двенадцати часов, а тяжелого крейсера – в течение восьми. То был минимальный резервный уровень, и именно снижение реакторной массы до предельного уровня являлось самым сильным аргументом против плана «Нельсон». Однако двенадцати часов было более чем достаточно, чтобы решить судьбу любого сражения. В случае победы они легко могли пополнить запасы реакторной массы из огромных резервуаров орбитальных станций. Ну а в случае поражения... ни одному из ее кораблей не удастся сбежать.

«Но ведь я им говорила, что Кортесу это удалось, – с усмешкой подумала она. – Правда, большинство из них понятия не имеет о том, кто такой Кортес...»

Тот факт, что людям более получаса придется провести при 5 g, тоже вызывал озабоченность, однако положение признали терпимым: как правило, люди начинали терять сознание только при шести-семи, а такие, как Хонор-, уроженцы миров с высокой гравитацией могли перенести и больше. За полчаса кораблю предстояло преодолеть более трех миллионов километров и набрать скорость почти в тридцать одну сотню километров в секунду. По сравнению с тем, чего можно было добиться за тот же период времени с помощью импеллера, это отнюдь не впечатляло, однако сулило одно огромное преимущество.

Обнаружить с большого расстояния корабль без работающего импеллера было практически невозможно.

В сравнении с размахом, с которым Бог создавал звездные системы, даже самые современные сенсоры имели ограниченный диапазон действия. На большинстве флотов имелась возможность сканировать поисковыми радарами пространство в радиусе миллиона километров, на практике же даже Королевский флот не применял активные сенсоры для обнаружения объектов, удаленных на расстояние больше полумиллиона. Все равно найти на большой дистанции что-либо мельче супердредноута было весьма затруднительно. Современные военные корабли изготавливались из препятствующих обнаружению материалов и с отключенными двигателями были практически незаметны в сравнении с неуклюжими жирными «купцами». Ну а чтобы засечь корабль со включенными двигателями, активные сенсоры не использовались, поскольку пассивные – особенно гравитационные – имели куда большие дальность действия, чувствительность и разрешающую способность. Разумеется, они не могли засечь объект, не являющийся источником излучения, но такая задача ставилась крайне редко. В конце концов, у любого маневрирующего корабля должен быть поднят клин, не так ли?

Разумеется, системы маскировки затрудняли обнаружение кораблей, однако гравидетекторы все равно оставались лучшим из возможных средств технической разведки. Не будучи идеальными, эти сенсоры превосходили все остальное существовавшее оборудование, а потому звездные капитаны имели склонность полагаться исключительно на них.

Но корабли Харрингтон импеллерного следа не имели. Два с половиной часа она пристально наблюдала за хевами, отслеживая их вектор, прежде чем решилась запустить двигатели. Период набора ускорения, как и ожидалось, стал на редкость паршивым периодом в жизни экипажей, однако в настоящий момент ее корабли пожирали пространство с устойчивой скоростью в тридцать одну сотню километров в секунду, и по мере того, как проекция их курса, удлиняясь, пересекала голосферу, улыбка Хонор все больше и больше смахивала на хищный оскал.

Если предположить, что ее догадка относительно намерений хевов верна (а их маневры наводили именно на эту мысль), Елисейскому флоту предстояло пересечься с их курсом спустя три минуты после того, как их скорость относительно Аида будет полностью погашена. В момент пересечения курсов дистанция между кораблями Хонор и хевами будет составлять от шестисот до девятисот тысяч километров.

Два транспорта – а огромные медлительные суда могли быть только транспортниками – отстали от основных сил примерно на миллион километров. Их прикрывал военный корабль – судя по импеллерному следу, тяжелый крейсер старого образца, но Хонор это ничуть не беспокоило. Если ее замысел удастся, справиться с единственным кораблем охранения не составит труда, а поскольку все три корабля находились глубоко внутри гиперграницы, они не успеют сбежать, прежде чем их настигнут крейсера Елисейского флота.

– Смотрю – и глазам своим не верю, – послышался тихий голос – Я, признаться, не верил, что вы сможете провернуть такой трюк, мэм.

Хонор, подняв голову, увидела неслышно подошедшего к командирскому креслу Уорнера Кэслета.

– Только между нами: у меня тоже имелись кое-какие сомнения, – полушепотом призналась она.

– По вашим действиям я бы ни за что не догадался, – усмехнулся Кэслет и выразительно прищелкнул пальцами.

– Что такое? – спросила она, ощутив мощный всплеск его эмоций, какой бывает при неожиданной догадке.

– Просто я кое-что вспомнил, – ответил он. – Надеюсь, это добрый знак.

– Что именно? – настаивала она.

На губах Кэслета появилась странная улыбка.

– Мэм, вы попали в плен ровно два года и один день назад, – тихо ответил он.