Пола Волски - Наваждение

- А ты и вправду кое-чему научилась, моя дорогая, - заметил Кинц; его мягкий голос приобрел призрачную хрипоту. - Кажется, тебе это пошло на пользу.

- Спасибо, дядюшка, ведь это благодаря вам.

- Ну что ты, девочка, не стоит благодарности. Учить тебя - сущее наслаждение. Однако, как это ни мило, время торопит. Подготовим мою Глориэль.

- С помощью наваждения?

- Пока что в нем нет надобности. Будем действовать, как обычно. Кинц извлек из бюро уже знакомую парусиновую сумку и ласково обратился к Чувствительнице:

- Уверен, моя красавица все поймет и любезно позволит на короткое время подвергнуть себя процедуре, которая может показаться ей унизительной. Однако я прошу мою Глориэль потерпеть - все это ради доброго дела и совсем ненадолго.

Чувствительница ответила мурлыканьем, вероятно, в знак согласия, ибо Кинц кивнул с явным облегчением и упрятал ее в сумку, словно в саван.

- Прекрасно. Прекрасно. Она у нас великодушна! И как добра!

Элистэ воздержалась от комментариев.

- Дорогая моя, выгляни, пожалуйста, в коридор.

Элистэ выполнила просьбу и доложила:

- Ни души.

- Отлично. Выходим. Будь добра... - Кинц указал на сумку. Случись тут кто посторонний, он бы наверняка посмеялся, увидев, что силач-матрос не может без посторонней помощи управиться с таким незначительным грузом.

Тащить вдвоем сумку с упакованной в нее Глориэлью было не очень удобно. Они благополучно одолели коридор, спустились по лестнице и вышли в тупик Слепого Кармана. На улице болтались студенты, в таверне играла музыка, из ближайших харчевен доносился запах жареного мяса. Элистэ с удовольствием вздохнула полной грудью.

Весна. Воздух прохладный, но мягкий и ласковый; зима явно миновала, оставив о себе жуткие воспоминания. Как хорошо выйти на улицу, не опасаясь обжигающей стужи! Как хорошо чувствовать себя в безопасности и не испытывать страха - вдруг кто-то тебя опознает. Как чудесно быть парнем!

До садов Авиллака они доехали в фиакре, а дальше пошли пешком, спотыкаясь на сумеречных безлюдных дорожках, осененных ветвями с только что пробившейся листвой. Белый гравий скрипел под ногами, неподалеку заходились кваканьем лягушки. Глориэль помалкивала в сумке, лишь изредка производя тихое жужжание, приглушаемое парусиной.

Еще до полуночи они успели добраться до прогалины под названием Средоточие Света - излюбленного места свиданий, которое в последнее время, по причине соседства с Кипарисами, утратило присущее ему в прошлом романтическое очарование. Юные парочки по большей части предпочитали теперь встречаться в других местах. Как и предполагал Кинц во Дерриваль, они не встретили на поляне ни души.

Осторожно опустив сумку посреди поляны на круг мелкого белого гравия, Кинц высвободил Глориэль, и вместо парусины над ней засияло усыпанное звездами небо. Чувствительница, судя по всему, начала приспосабливаться к своему новому окружению. По ее стеклянным рожкам пробежали прерывистые огоньки, она испустила несколько тревожных посвистов и задумчиво загудела.

Кинц во Дерриваль склонился над своим творением.

- Верь мне, красавица моя, - произнес он умоляюще, - не бойся и не сомневайся.

Элистэ не терпелось уйти.

- Что теперь, дядюшка? - спросила она.

- Теперь-то и начнется потеха. Отойди. Нет, дальше, к самому краю прогалины. Скорее, детка.

Взяв Элистэ за руку, он увлек ее под сень деревьев, окружающих Средоточие Света. Элистэ безмолвно повиновалась, уверенная, что сейчас все объяснится.

Так оно и произошло. Под деревьями Кинц во Дерриваль остановился, глубоко вздохнул и принялся шевелить губами. И тут началось такое...

Элистэ не сводила глаз с дядюшки, который, казалось, не замечал ее. Он что-то бормотал себе под нос, и хотя она не слышала, что именно, но почему-то посмотрела на Глориэль - и поймала миг великого преображения. Лишь секунду назад Чувствительница спокойно пребывала посреди прогалины низкая овальная сфера, испускающая пульсирующее свечение, - и вдруг выросла в нечто чудовищное, огромное, выше самых высоких деревьев. Огни погасли, урчание стихло. Она омертвела. Внезапная метаморфоза заняла всего миг и произошла в полнейшей тишине. Элистэ научилась противиться наваждениям, но даже ее это застало врасплох. Такого она никак не ожидала. Глориэль и под огромным своим подобием оставалась все той же приземистой полусферой во всеоружии своих ощущений. Но неподготовленный взгляд никогда бы не различил малой Чувствительницы под гигантской новоявленной Оцепенелостью.

- Ну, дядюшка, нет слов!

- Она тебе нравится, дорогая моя?

- Занятно. Очень занятно. Но зачем?

- Наживка, дитя мое. Наживка. Глориэль останется здесь на ночь, и уж не заметить ее - в теперешнем-то виде - вряд ли возможно.

- Еще бы! Утром тут будет не протолкнуться. Но для чего вы... Ой, поняла! Сюда приведут сестру или отца Уисса Валёра, чтобы пробудить Оцепенелость, правда?

- Ты у меня, как всегда, умница.

- А вдруг они что-то заподозрят? Они же знают, что в столице действует чародей из Возвышенных, знают про вас, и внезапное появление огромной невиданной Оцепенелости заставит их насторожиться...

- Чистая правда, дитя мое. Однако я думаю, что новая Чувствительница с ее неизведанными возможностями будет для них непреодолимым соблазном. Народному Авангарду не под силу транспортировать Глориэль в Арсенал. То есть им так покажется, а стало быть, у них не останется иного выхода, как доставить к Оцепенелости кого-нибудь из пленных чародеев.

- И, вероятно, под особо усиленной охраной?

- Разумеется, но с этим я, пожалуй, управлюсь К тому же мне помогут. Тут Глориэли предстоит сыграть свою роль.

- Вот как? А что она будет делать? - спросила Элистэ, снедаемая любопытством; у нее дух захватывало от того, что дядя приобщил ее к своим чародейным замыслам. - И когда?

- Вскоре. Завтра вечером я вернусь сюда, и все начнется.

- Дивно! Я приду с вами.

- Ох, дорогая моя, я бы тебе не советовал.

- Как? Отстранить меня после того, как я вам помогла? Нет, это просто несправедливо!

- Дитя мое, я же забочусь о тебе.

- Ну, пока я с вами, мне ничего не грозит, - заявила Элистэ и вдруг поняла, что ни за что не позволит дядюшке лишить ее такого захватывающего приключения. - А кроме того, вдруг понадобится унести Глориэль? Вам одному не справиться, да и Дреф, скорее всего, будет занят своими делами. А я сумею вам помочь. Сумею помочь Глориэли.

"В яблочко".

Дядюшка Кинц поежился.

- Дорогая моя, лучше поговорить об этом в другом месте, но не здесь и не сейчас. Давай-ка вернемся домой.

Элистэ не стала спорить, и они направились к дорожке.