Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи

— И от себя тоже, — эхом повторил слова Дэна Дмитрий.

— Убежать от себя нельзя. А вот догнать можно, — резко сказал Павел. — Только не все этим себя утруждают.

Ника положила руку ему на плечо знакомым жестом. И, что удивительно, Павел заметно успокоился от её прикосновения.

— Ребята, я рада, что вы все встретились, но мне кажется, нам пора ложиться. Светать скоро будет. А некоторым, между прочим, постельный режим никто не отменял.

— Тётя доктор, — вдруг ясным голосом сказал Павел, поворачиваясь к ней. — Я уже почти совсем здоровый, можно, я завтра гулять пойду?

Ника рассмеялась, подхватила его под руку и повела наверх. Дмитрий, который тоже не мог сдержать улыбки, поинтересовался, не помочь ли им, на что Павел отмахнулся свободной рукой:

— Я же сказал, что в порядке!

Балу долго смотрел им вслед, а потом спросил:

— Он будет видеть?

Дмитрий уверенно ответил:

— Аристов говорит, что непременно. Всё будет хорошо.

— Кстати, вы знаете, что Литного сняли? — спохватился Балу. — Буквально пару недель назад?

— Конечно нет! Откуда? Нам тогда не до новостей из штаба было, — удивлённо качнул головой Дмитрий. — И что теперь?

— Да не знаю. Судя по всему, Фойзе наконец идёт на повышение, не откажется уже. На кого «Киплинг» останется, никто не знает пока.

Дмитрий вздохнул. Он только сейчас ощутил, насколько далека от него вся эта военная жизнь. Он должен был бы испытать ностальгию при воспоминаниях, но ничего похожего в нём не зародилось.

— Как же они теперь? — вырвалось у него. Нет, он сейчас думал вовсе не о Фойзе и «Киплинге».

Балу понял.

— Не знаю. Думаю, мы с Киром завтра же улетим. Надо, во-первых, его увезти отсюда, вряд ли они вскоре помирятся, не дети в песочнице и не игрушку делили. А во-вторых, надо Старика обрадовать, он же сам не свой после вашего последнего разговора.

Дмитрий кивнул. На Каджеро грядут большие перемены, надо собраться и выиграть этот последний бой.

Завтра ребята улетят. Павел никогда не думал, что будет ждать расставания с Тони и Киром с таким нетерпением, но они мешали сейчас. Мешали и тем, что они были из прошлой жизни, всё такие же здоровые, полные сил, а он не мог шагу ступить, не держась за стенку или чью-нибудь руку. Мешали и тем, что сделал Ти-Рекс. Павел не мог по-прежнему говорить с ним, не мог подать руки, не хотел слышать его голос, всё время мерещился отчаянный крик Ники, поддающийся под руками пластик двери, хрипящее тело под руками и дикое желание раздавить, уничтожить, стереть в пыль того, кто посмел причинить ей боль.

Это желание тоже мешало. Оно не ушло, просто забилось куда-то глубоко внутрь и всплывало, когда Павел слышал голос Кира. Он понимал, что желание оправданное, но не хотел его испытывать. Поэтому и ждал, когда Кир улетит. Чтобы справиться с самим собой.

Полчаса назад Ника ушла к отцу — она и вчера перед сном заходила к нему и, наверное, делала так и раньше. Павел не спрашивал. Он просто вышел на балкон и вдыхал вечерний пряный воздух. Когда Сиана садилась, её лучи светили прямо ему в лицо. Он не видел свет, но ему нравилось ловить это закатное тепло, сжимая пальцами нагретые за день перила. В саду тихо, только слышен непрекращающийся звук джунглей. Он уже начал привыкать и к этим ароматам, и к звукам, и к необходимости пользоваться спреем-репеллентом. Наверное, он смог бы здесь остаться. Если Ника захочет. Может быть, остаться здесь было бы самым правильным…

— Ты меня прости. Я не хотел этого.

От звуков этого голоса вдруг пропало всё очарование вечера. А от второго словно судорогой свело пальцы.

— Скажем так: ты не этого хотел.

— Не этого. Но так вышло. А я сорвался. Прости.

Молчание.

Слишком долгое молчание.

…Двое на дорожке. Внизу, под балконом. Перед глазами сплошная тьма, но он видит не глазами, а чем-то глубже.

Они смотрят друг на друга. Она поднимает руку и касается его щеки, а он кладёт ладонь на её затылок, склоняется… Она приоткрывает губы…

— Если бы ты знал, что это Паша, ты бы отступился сам?

Как звенит вокруг воздух. На перилах, должно быть, остались вмятины.

— Да.

Ты сам-то веришь в это, Карпов?

— Ты сам себе веришь? — эхом отзывается Никин голос внизу, и он понимает, кожей чувствует, что стоят эти двое внизу в паре шагов друг от друга. И Ника не подпустит Кира к себе ближе, теперь она — хозяйка ситуации.

— Я… не знаю.

Впервые в этом голосе такая неуверенность. Грозный Ти-Рекс сдаётся?

«…Да и вообще, любовь-морковь, сказки это всё! Не родилась ещё та девушка»…

Похоже, что родилась, а, Кир?

— Я улечу. Мы больше не увидимся. Не будем искушать судьбу, да?

Павел будто слышит, как Ника пожимает плечами.

— Вы увидитесь. Мы увидимся. А в судьбу я не верю. Я в людей верю.

— В людей? — короткий нервный смешок.

— Да. И в тебя тоже.

Тихий шелест лёгких девичьих шагов.

— Ты обязательно найдёшь другую, лучше меня. И она будет только твоя. А теперь извини, мне надо идти. Паша ждёт.

Кир и Тони улетели ещё до полудня. Прощание вышло скомканным — да к тому же все понимали, что это ненадолго, дело только началось.

Ника стояла рядом с Павлом, его рука лежала на её плече. Он не видел, но чувствовал, что она спокойна, по голосу слышал, как она улыбается Балу, как ровно, без тепла, но и без злости, прощается с Киром, и всё время чувствовал, как она постоянно поворачивает голову и смотрит на него. Нет, он не собирался срываться. Вчерашний случайно услышанный разговор всё прояснил. У него не было зла на Кира, но не было и ощущения, что всё нормально, всем всё простилось. Потому что простить крик Ники он не мог. Даже зная и понимая, что это был не совсем Кир.

«Я улечу, мы больше не увидимся». Убежать от девушки нетрудно. Убежать от себя — не выйдет. Так почему ж ты, Карпов, не догнал себя там, в доме Ревнёвых, когда она кричала?

— Счастливо, Пашка, выкарабкивайся! — Балу стиснул его в объятиях.

Он выпустил Нику, ответил тем же.

— Ты тоже держись, мишка косолапый, — тихо сказал Павел, почувствовал, как тот кивнул.

Кир руки не подавал, обниматься тоже не стал. Негромко сказал «Ну, ещё увидимся».

— Счастливо, — сдержанно отозвался Павел и снова нашёл ладонью Никино плечо.

— Знаешь, Феникс, я всё равно рад, что ты жив.

Он ещё не сообразил, как отреагировать, а ровный гул двигателя и ветер в лицо дали понять, что аэрокар взлетел.

В этот же день Аристов приехал домой на этот раз не с чемоданом, а с целой полевой лабораторией.

Следующие десять дней Ника разрывалась между отцом, закопавшимся в отчётах и проверках, и Павлом, которого Аристов заставил-таки уменьшить активность передвижений. Дмитрий, вопреки её опасениям, почти не мешал. Он тихо сидел рядом с Павлом, покидая его только тогда, когда тот сам гнал его отдохнуть и «прошвырнуться по городу». «Прошвыривался» Дмитрий обычно до дома Дэна, где мог зависнуть на неопределённое время, пока тот не начинал собираться на работу.