Кевин Андерсон - Крестовый поход машин

И вот теперь она отправляется выполнять еще более важную миссию.

Когда люки дипломатического корабля были задраены и запели фанфары, Ксавьер беспомощно сгорбился в кресле трибуны. По его морщинистым щекам текли слезы. Некоторые из присутствующих смотрели на него как на расчувствовавшегося старика-ветерана, пережившего свою славу и плачущего от смутных полузабытых воспоминаний.

Улыбаясь, Омилия слегка подтолкнула его локтем.

– Что случилось, отец? Все хорошо. Я уверена, что из всех присутствующих здесь людей ты один по-настоящему веришь в Жрицу Серену.

Он провел пальцем по гладким черным камням старого ожерелья.

– Да, Омилия. Серена всегда доводит до конца свои решения. – Он покачал плохо причесанной головой. – Но в душе я боюсь, что Серена никогда не вернется.

Вориан не стал размышлять о возможной опасности полета на непроверенном корабле с двигателем Хольцмана. Он просто сел на это судно, зная, что должен, не теряя времени, прибыть в столицу Лиги.

Но в Зимию он прилетел намного позже, чем улетела Серена.

Не зная, что делать дальше, он направился прямо в поместье Батлеров. Возможно, они с Ксавьером вдвоем что-нибудь придумают. Вориан не допускал никаких сомнений в том, что сможет сделать что-нибудь…

Стоявший в дверях господского дома старый примеро смотрел на Вориана усталым потухшим взглядом. Вориан был поражен видом человека, который столько лет был его боевым товарищем. Неужели Ксавьер так стар? На лице его было выражение полной покорности судьбе, какой Вориан никогда прежде у него не видел.

– Я знал, что ты приедешь. – Ксавьер стоял на крыльце, крепко вцепившись в косяк двери из темного дуба.

– Как ты догадался искать меня на Каладане?

Ксавьер мимолетно усмехнулся:

– Ты даже не замечаешь, как часто говоришь об этой женщине. Куда же еще ты мог пропасть так надолго?

– Если Серена задумала какую-то безрассудную глупость, то мне следовало быть здесь. Может быть, мне удалось бы остановить ее… – Вориан оборвал свою гневную речь.

В ответ Ксавьер лишь печально покачал головой.

– Твое присутствие ничего бы не решило, Вориан. Ты знаешь Серену не хуже меня.

Вориан не удержался от смиреной улыбки, проходя по фойе. Три жизни – его, Ксавьера и Серены – настолько тесно переплелись, что казались тремя гранями чего-то единого и неразделимого.

– Но чем ты так озабочен? Если Омниус согласился обеспечить ей безопасный перелет до Коррина, значит, ей ничто не угрожает. Кимеков там больше нет, а всемирный разум просто не знает, что значит не сдержать данное обещание. Мы можем ненавидеть машины, Ксавьер, но люди – существа бесконечно более коварные.

– Может быть, ты прав. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Они прошли по гулкому холлу, казавшемуся холодным и пустым, в каждом углу которого чудились зловещие тени.

– Да, Серена кое-что оставила нам с тобой, – сказал Ксавьер. – Послание. Оно в моем кабинете.

Ксавьер закрыл за собой тяжелую дверь кабинета, где друзей никто не мог побеспокоить. Сунув руку в карман, он извлек оттуда ключ и открыл один из ящиков инкрустированного узорами письменного стола. Ящик со скрипом выдвинулся, и Ксавьер достал из него запечатанный пакет.

Вориан заметил, что руки друга сильно дрожали, когда он вскрывал печать кончиком ногтя.

– Она оставила пожелание, чтобы мы с тобой вместе прослушали это послание.

Ксавьер достал из пакета маленький матово-черный прямоугольный ящичек, на котором не было никаких надписей, словно его непроницаемая поверхность поглощала не только свет, но и все вопросы. Ксавьер передал ящичек другу, и Вориан несколько секунд подержал его в руке, удивляясь его невесомости. Он вопросительно выгнул бровь и посмотрел на Ксавьера, выглядевшего весьма встревоженным.

– Серафимы Серены доставили это мне сразу после ее отъезда. – Ксавьер плотно сжал губы. – Я говорил тебе об ожерелье, которое она оставила мне, когда уехала на Гьеди Первую. Я все еще храню его. Мне кажется, что в этой коробке содержится нечто подобное, что Серена задумала что-то в высшей степени опасное.

Вориан повозился с замком и открыл ящичек, внутри которого находилась безупречная по форме нитка кристаллов, питавшаяся от света. Вориан заметил крошечный рычажок в центре одного из кристаллов и прикоснулся к нему. Тотчас произошла активация проектора. В воздухе повисло маленькое голографическое изображение гордой и непреклонной Серены Батлер в ее белых одеждах богини Джихада.

Он шевельнул рычажок и развернул изображение лицом к себе.

– Ксавьер и Вориан, мои дорогие, мои самые верные друзья. Чем больше я думаю о том, что должна сказать, тем больше убеждаюсь в том, что это лучше, что вас сейчас нет со мной. У меня не хватило бы душевных сил спорить и ссориться с вами. – Она развела руки. – Я только хочу, чтобы вы все поняли… даже если не согласитесь со мной.

Главная и самая страшная ирония судьбы заключается в том, что наши жизни и даже самые наши мысли формировались под влиянием мыслящих машин. Омниус разрушил все мои мечты, все, чего я желала для себя в будущем. Но когитор Квина учила меня, что полотно истории сплетено из крепких нитей, большую часть которых можно рассмотреть, только отойдя на значительное расстояние, чтобы увидеть картину в ее дальней перспективе.

Я знаю, что вы всегда любили меня, но я не могла отплатить вам тем, чего вы оба заслуживали. В действительности более высокие и мощные силы поставили перед нами тремя куда более важные задачи. Да и удовлетворились бы мы такой тихой и спокойной жизнью? Бог дарует такую милость только слабым людям. Для нас у него есть более высокое предназначение. Нам – и Иблису Гинджо – выпало на долю начать долгое путешествие из темного существования человечества к ослепительно яркому свету Джихада. Величие манит… но обходится ужасной и очень высокой ценой.

Вориан сжал в пальцах острые кристаллы камней ожерелья, боясь услышать, что Серена скажет дальше. Он искоса взглянул на лицо Серены – постаревшее, но все еще очень красивое. На нем отражалась благодать, словно эта женщина уже не принадлежала нашему миру.

Ксавьер сидел на стуле, спрятав лицо в ладонях.

– Моя ошибка заключалась не в том, что я руководила борьбой, а в том, что позволила людям привыкнуть к бесконечному конфликту. Они теряли свой пыл и ревность – а фанатичные эмоции необходимы, если мы хотим когда-нибудь нанести поражение мыслящим машинам. Я должна это сделать, чтобы вдохнуть новую жизнь в Джихад, обновить нашу цель.

Она мягко улыбнулась.

– Я уже стара и готова показать Омниусу и его подвластным роботам, что они никогда не постигнут глубин человеческого духа. Я возьму это смехотворное предложение мира и заткну его им в холодные металлические глотки.