Непристойные предложения - Уильям Тенн
Я справился на удивление быстро, даже с учетом предложения. К тому моменту как я закончил, она едва выкурила треть сигареты. Но продолжала курить тихими, долгими затяжками, пока окурок не обжег ей пальцы, и она не отшвырнула его.
Я втоптал окурок в песок и спросил:
— Ну что?
Ее ответ меня потряс.
— Что — что?
— Мы ведь поженимся, да? Прямо сейчас?
— Нет, не поженимся, — ответила она.
— Ирен! Но когда я вернусь, возможно, я не смогу иметь детей. Ты ведь хочешь детей?
Долгая пауза. Я пожалел, что так темно: я не мог видеть ее лица.
— Да, я хочу иметь детей. Вот почему мы не поженимся. Ни до твоего отлета, ни после твоего возвращения.
Мне хотелось сказать: «О нет!» — хотелось схватить ее и сжимать, пока она вновь не станет моей рассудительной, милой, любящей Ирен. Вместо этого я отступил на шаг. Я молчал и думал.
— Послушай, — наконец сказал я. — Поправь меня, если я ошибаюсь. Ты знала риски, когда я вызвался добровольцем в этот полет, и поддерживала меня. Ты знала, что это для меня значит. Ты готова была рискнуть тем, что я могу не вернуться — или могу вернуться в трех бумажных пакетах. Это то же самое.
— Нет, не то же. — По ее голосу я слышал, что она плакала. — Меня не радовали риски, но я знала, что ты должен это сделать. Ты готовился к этому моменту с самого детства. Но это… это другое, Мэнни.
— Почему другое? Почему?
Она вытерла слезы с кончика носа.
— Другое, вот и все. Может, мужчина не в состоянии понять. Но для женщины это другое, совершенно другое.
— Детка, дорогая. — Я попытался ее обнять, но она отстранилась, и я замер. — Я хочу ребенка. Хочу ребенка от тебя. Пожалуйста, объясни, почему мы не можем пожениться сегодня, завтра, при первой возможности, и завести ребенка?
— А если я не забеременею до твоего отлета? И если забеременею… вдруг случится выкидыш?
— Послушай меня, Ирен, — в отчаянии сказал я. — В моем положении мы можем позволить себе лучших врачей мира, которые будут заботиться о тебе. А если что-то пойдет не так, мы можем усыновить ребенка. Знаю, это не то же самое, но ведь один из нас уже может быть стерилен! Многие пары усыновляют детей — и счастливы.
— О, Мэнни, у нас так не получится, только не с таким началом. И кроме того, выкидыши и тому подобное — не настоящая причина.
Я упер кулаки в бедра и приблизил свое лицо к ее лицу.
— В таком случае, прекрати все это, женщина, и назови мне настоящую причину!
Она попросила новую сигарету. Я раскурил ее и вручил Ирен.
— Мэнни, не уверена, что ты поймешь, но я попробую. Я не хочу заранее ограничивать свою способность иметь детей. И… не хочу выходить замуж за человека, который добровольно отказывается от возможности быть отцом. Для меня он никогда не будет полноценным мужчиной.
Чтобы осознать это, понадобилось время.
— А что скажешь о человеке, — медленно спросил я, — который отказывается от возможности совершить путешествие вроде того, что предложили мне? Он будет полноценным мужчиной?
— Я не знаю. — Она снова заплакала. — Но, думаю, это не одно и то же. Я… я думаю… и все!
— Но именно это ты просишь меня сделать, Ирен, — заметил я. — Просишь отказаться от мечты, которая была у меня…
— Я ничего не прошу тебя делать, Эммануил Менгилд! Я только говорю, что могу сделать сама, а чего не могу. Я, не ты. Ты… ты можешь отправляться прямо в космос!
На этом мы закончили разговор. Я привел ее назад, погулял с ней, а когда время вышло, проводил до ворот. На прощание мы не обнялись; даже не обменялись воздушными поцелуями. Я просто смотрел вслед такси, пока поднятое им песчаное облако не скрылось за крупным валуном.
Затем я сам отправился на прогулку.
С одной стороны, я приобрел путешествие на Луну и потерял женщину. Плюс слава и фортуна, минус семья.
Это с одной стороны.
С другой стороны, я мог разозлиться на Ирен, которая подвела меня в решающий момент, бросила, когда начались трудности. Я разозлился.
Потом перестал злиться.
В конце концов, я ее понимал. Для мужчины это было не то же самое, что для женщины. У мужчины была его работа и достижения; у женщины были дети. Женщина росла на мечтах о детях, точно так же как я рос на мечтах о звездах. Для мужчины это было не то же самое.
Но так ли это? Я начал осознавать, наматывая медленные изнуряющие круги, как сильно рассчитывал на поддержку Ирен. Я хотел детей — просто никогда не говорил себе, что хочу двоих детей, пятерых детей. Мне бы хватило одного.
Но никаких детей? Никогда?
Теперь я понимал, что, когда полковник Грейвс обрушил на меня эту проблему, я счел само собой разумеющимся, будто Ирен настолько любит меня, что согласится немедленно выйти замуж и избавит от перспективы остаться без семьи. Вот почему я не сомневался. Это был комочек безопасности, уютно устроившийся на задворках моего сознания.
Однако теперь ситуация изменилась.
На то, чтобы произвести меня, потребовалось два миллиарда лет. За эти два миллиарда лет у меня были миллионы предков. Предков, похожих на слизь и на желе, предков, дышавших под водой и на воздухе, предков, которые держались на поверхности и плавали, которые ползали, бегали, лазали и, наконец, ходили. И у всех этих предков, вне зависимости от различий, было кое-что общее.
Все они прожили достаточно долго, чтобы оставить потомство. Другие виды этого не сделали — и вымерли, стали голыми костями в слоях горной породы. Однако какой бы скудной ни была пища, с какими бы врагами они ни сталкивались, к каким небывалым природным катаклизмам ни приспосабливались, мои предки прорвались и дали потомство. Вот как я здесь оказался.
И если я не продолжу род, все их усилия пропадут впустую: я стану биологическим тупиком. Мои предки могли бы не стараться.
Но это лишь часть проблемы, решил я, в десятый раз подходя к воротам и удаляясь от них.
Например, в чем заключалась суть? Ради чего я был здесь? Что хорошо, а что плохо, что правильно, а что неправильно? В чем я мог быть уверен, со всем моим образованием, стремлениями, мировоззрением? Почти ни в чем.
Но пока жизнь продолжалась, существовал шанс это выяснить, подойти немного ближе, с
