Константин Брендючков - Последний ангел

«Сейчас пройдет, это — обычное последствие…» — подумал было Олег Петрович, но тут же отбросил всякие попытки объяснения, потому что Новиков двигался! Да, Ленечка шел откуда-то из глубины экрана легкой, танцующей, «как на пружинках», походочкой, и, хотя был еще не близко, Олег Петрович удивительно отчетливо различал Ленечкины кудри и шнурки, стянувшие на груди лимонного цвета футболку, и даже пушистые, «девчоночьи» ресницы Ленечки.

Он шел, приближаясь и вырастая, а возле него начинали проступать очертания местности, бугрилась булыжная мостовая с обочинами и канавами по бокам, за которыми виднелись деревья, какие-то палисадники, огораживающие одноэтажные дома, появился киоск с газированной водой, водопроводной колонкой возле него, потом шлагбаум с веревкой и переезд, и вновь — такие же домишки давней постройки, не городского, но явно и не деревенского типа. И стали попадаться люди.

Новиков шел, заняв уже весь экран, так что дома и прочее виднелись за пределами рамки, едва лишь проступавшей, а затем пропавшей совсем, он шел и улыбался.

А окружающий ландшафт плотнел все ощутимее, обстановка комнаты тускнела и расплывалась, растворялась в этом, ставшем реальным и выпуклым, мире, где под самым настоящим небом, заменившим потолок, шел Новиков, начавший двигаться так неудержимо и стремительно, что Олег Петрович не успел встать и посторониться, как тот чуть не наступил на него, и в этот миг восприятие Олега Петровича словно бы вывернулось наизнанку, он увидел все вокруг по-иному и, оставаясь еще самим собой, еще больше почувствовал себя Новиковым.

«Да, конечно же, он — Новиков, и это он идет по хорошо знакомому пригороду в давно известный заводской парк, откуда уже доносится вальс…»

Какая-то девушка в лиловом беретике и вязаной жакетке улыбнулась ему подведенными глазами, и он кивнул ей охотно, радостно:

— Не в ту сторону идешь, Людмилочка, танцплощадка — там!

— А я и не Людмила вовсе, а Вера, — откликнулась она. А в парк приду позднее, через часик. Может, дождешься?

И она прошла. А потом повстречался гражданин с портфелем, усталый и озабоченный настолько, что, кажется, не замечал ничего вокруг.

— Зажгите сигаретку, товарищ, она погасла, а вы сосете, — подсказал Олег Петрович, а Новиков улыбнулся, та к, что у прохожего лицо посветлело:

— Да, черт возьми, задумался. Спасибо.

Прошел и этот. А вечереющий воздух принес откуда-то запах жасмина. Прошелестели листья на деревьях у дороги, стрижи перекрещивали небо свистящими крыльями, вдалеке крикнул паровоз.

Ах, как глубоко и сладко дышалось, как легко ходили руки в такт шагам, как отчетливо чувствовалась каждая жилочка в молодом, упругом теле, так и рвущемся в движение, в полет! Сам не зная зачем, Новиков вдруг побежал, легко и быстро, хотя торопиться ему было не к чему и хотя у кассы, которую он уже видел, не было никого, окошечко было открыто, и он знал, что оно не закроется еще добрый час. Просто так уж захотелось пробежаться.

— А почему без дамы?

— Ах, тетя Клава, что вы, что вы! Я еще маленький, мне не до дам…

«А в самом деле, что же я без Шурочки пришел? Хотя… Ну да, сегодня у нее вечерняя смена…»

К-этому времени в Новикове ничто уже не говорило об Олеге Петровиче и только мимолетные всплески ставшего чужим сознания на миг озадачивали его. Так случилось, когда, подбегая к кассе, он отпасовал куда-то вправо подвернувшийся под ногу камешек и ему показалось, что здесь должен бы быть асфальт, а не булыжник. А когда вспомнил о Шурочке, он тут же подумал мыслями Олега Петровича. «Интересно, бывает ли здесь на танцах Афина?» «Какая Афина? Ха-ха!» — вмешалось сознание Ленечки, и он даже не задержался на мелькнувшей в голове «чужой» мысли, «нелепой для него.

Смеркалось. С недалекой реки потянуло прохладой. Запах жасмина смешался с запахами липы и реки. Примолкшая было радиола заиграла любимый Ленечкин фоке «-Мистер Браун».

На танцплощадке, следя за танцующими, прижалась к бортику одинокая девушка. «Дурнушка, должно быть, — подумалось Ленечке. — Надо развлечь несчастненькую». И он, ловко лавируя между парами, пробрался к ней и поклонился. А девушка, к его удивлению, оказалась миленькой, гибкой и чуткой к танцу, только странно неразговорчивой. На болтовню Ленечки она отвечала весьма сдержанно.

— Хорошая музыка. Нравится. Когда как. Я Женя, а вы? Вы тоже хорошо танцуете. Так получилось. Не знаю.

Танцуя, она слегка склоняла голову то к правому плечу, то к левому и смотрела на Ленечку, с которым была вровень, с едва заметной улыбкой, глядя глаза в глаза. Потом ее взгляд оторвался и движения сделались менее податливыми. Проследив, куда она смотрит, Ленечка сразу понял причину перемены: у барьерчика появился стриженный под бокс парень в голубой «апашке» и в брюках клеш. Папироска под маленькими усиками вызывающе торчала кверху.

Через какие-нибудь две минуты после танца этот парень отозвал Ленечку с площадки и, остановившись под липами, категорически потребовал:

— Ты вот что, как тебя там, с Женькой больше не танцуй, слышишь!

— Слышу.

— Ты понял, что я сказал?

— Понял.

— Ну и что?

— Нормально.

— Как это понимать?

— Мешать тебе не буду, не волнуйся.

— То-то у меня!

Танго началось без Ленечки, все девушки были разобраны, а он уселся на барьер, подсвистывая музыке. Однако через несколько тактов рядом невесть откуда появилась изящная брюнетка в белой кофточке и присела в реверансе.

— Танго так танго, — охотно отозвался Ленечка и повел обретенную девушку, заламывая такие фортели, что чуть не все перестали танцевать и потеснились к краям, создавая простор для их «па». А после танго его отозвал под липу другой парень, вихрастый и все время почему-то сплевывающий, и, подняв кулак, спросил:

— Видал?

Ленечка тоже поднял кулак, покрутил им и ответил с озабоченным видом:

— А что, думаешь, мой чем-то лучше, поменяться хочешь?

— Ты мне вола не крути, авторитетно тебе заявляю: еще раз вздумаешь танцевать с Ниночкой, будешь битым!

— Разве ее Ниночкой зовут? Я с ней и словом не обмолвился да и не приглашал ее.

— Это верно, зато перегибал-то как!

— Чудак, это же — танец.

— Сам ты чудак, вот и танцуй с кем угодно, а с Ниночкой не разрешаю.

— Хорошо, не стану.

— Вот и лады, что такой сговорчивый…

Темнело все сильнее, прибывали все новые танцоры, но все — парами. Ленечку еще три раза приглашали разные девушки, но, не желая раздражать ребят, он учтиво отказался. «Ничего не поделаешь, они правы, не для меня привели своих подружек, не им и у бортика загорать», — улыбчиво заключил он. Это была заводская танцплощадка, и здесь не заведено было подойти, как в ресторане, к чужому столику и попросить у мужчины разрешения пригласить его спутницу на танец. И народ здесь был не ресторанный, заводской, со своими порядочками.