Генри Каттнер - Маска Цирцеи

Гены и хромосомы спустя тысячи лет воссоздали вторую составляющую раздвоенного разума Язона, матрицу, с помощью которой я добрался до незабываемых воспоминаний, которые, как утверждает наука, лежат, похороненные, в каждом из нас.

Думаю, что проведенный Фронтисом анализ двух наших миров можно считать довольно точным. Наш был положителен, тоща как этот - отрицателен. Наш мир стремился к норме, этот удалялся от нее. Возможно, старые греческие карты Ойкумены были более точны, чем нам сегодня кажется, хотя изображали его плоским и искаженным, окаймленным рекой Океаном, непрерывно стекавшей за его край. Быть может, "Арго" продолжает плавать по ней, необъяснимо для человеческого разума.

Я решительно изгнал эту мысль из своего мозга. Эмоции Язона больше не имели власти надо мной. Я должен был заняться Аполлионом. Они с Гекатой, равно как фавны и им подобные, были достаточно нормальны в этом мире, хотя в нашем их аналоги не сохранились, когда поток времени разделился.

Я понятия не имел, почему Аполлион и Геката враждовали и почему остальные боги совершенно не принимались в расчет. Куда они ушли и почему? Почему остались юлько эти двое? Я был почти уверен, что это не обычная свара на Олимпе, не одна из тех, о которых говорят леюнды. Как только я разберусь с ней, окажется, что существуют вполне понятные, логические причины.

Супермогучие по нашим стандартам, но уязвимые для определенного оружия. "Но даже эти боги, - подумал я с иронической усмешкой, - не сумели бы пережить взрыва атомной бомбы!"

У меня не было даже револьвера, но он и не требовался. С Маской и Руном я мог бы...

Пока я стоял в раздумье перед дверью Фронтиса, позади тихо зацокали копыта фавна. Я почувствовал пижмовый запах Панира, услышал его дыхание и поднял голову. Он весело скалил зубы.

- Что теперь? - спросил фавн. Я пожал плечами. В голове у меня слегка шумело от вина, но я знал, что нужно делать.

- Руно, - ответил я.

Панир неуверенно смотрел на меня.

- Ты понимаешь, насколько это опасно? Ты когда-нибудь видел Золотое Руно?

- Я хочу его увидеть. Прямо сейчас. Фавн пожал плечами.

- Хорошо. Идем.

Занятые своими делами жрецы с любопытством поглядывали на нас, когда я следовал за вертящимся хвостом Панира и его цокающими копытами. Фронтис, должно быть, объявил, что нужно удовлетворять мои желания, по крайней мере до определенного предела, и потому никто не пытался нас остановить.

У меня создалось впечатление, что в храме идет подютовка к церемонии. Покинув жилые помещения, мы чновь оказались в переполненных общественных, широких и заполненных шумной толпой, как городские улицы. На всех лицах отражались напряжение и беспокойство, возможно, страх перед близящимся Часом Затмения. Я почти забыл о нем. Разумеется, он повлияет на мои планы.

Дважды натыкались мы на шумные стада овец и скота, которых вели в специальные помещения, где слуги с кувшинами, полными краски, золотили животным копыта и рога, украшали их гирляндами цветов. Весь храм пропах запахом фимиама, поспешно разносимого по коридорам в дымящих курильницах. Повсюду кишели невольники, они разносили кипы безупречно чистых жреческих одеяний, корзины цветов и амфоры с ароматическим маслом. Занятые каждый своим делом, они то и дело толкали друг друга. Все были слегка бледны и вздрагивали от любого шу ма. Когда они проходили мимо окон, их беспокойные глаза посматривали на небо. Близился Час Затмения, и, похоже, никого в Гелиополисе это не радовало.

После долгого марша по лабиринту коридоров Панир по винтовой лестнице провел меня наверх и наконец ос тановился перед жалюзи в гладкой стене тихого коридора. Положив руку на жалюзи, он неуверенно повернулся ко мне.

- Ты по-прежнему мне не веришь, - сказал я. - Верно?

Он заглянул мне в глаза и очень серьезно сказал:

- Доверие и вера - не те слова, которыми можно бросаться. Я стар, Язон, очень стар. Мне известно, что доверие, утерянное в одной жизни, можно в конце концов вернуть. Когда желудь падает на почву, ему кажется, что дуб обманул его доверие. Но когда дубовый лес покроет землю... - Он понизил голос в мне показалось, что в нем звучит первобытная мощь, огромная жизненная сила, черпаемая из самой земли.

- Я - полубог и могу подождать и увидеть, как из желудя вырастет дуб. Я вижу больше, чем тебе кажется. Может быть, мои планы не имеют ничего общего с твоими, а может, и наоборот. Ты умрешь через несколько десятков лет, но то, что ты сделаешь, может изменить мир, отстоящий во времени на пять тысячелетий. И я увижу этот мир, Язон. Может оказаться так, что я использую тебя, как и всех других, чтобы сформировать мир, которого ты никогда не узнаешь.

- Возможно, - сказал я. - Но как я могу помочь кому-либо, пока не увижу Золотое Руно? Он улыбнулся.

- Я вижу, ты считаешь меня болтуном. Может, ты и прав. В моем распоряжении все время с прялки Клото, и я могу позволить себе растягивать свои мысли. Смотри на

Руно, если должен. Но будь осторожен! - С этими словами Панир пожал плечами и открыл жалюзи.

Золотистое сияние растеклось по противоположной стене, заполнило коридор ослепительным светом. Панир попятился, закрывая глаза ладонью.

- Смотри, если хочешь, - сказал он. - Это не для меня.

В первое мгновение я тоже не мог смотреть. Глаза должны были привыкнуть к этому ослепительному блеску, но даже потом следовало смотреть искоса и обеими ладонями закрывать лицо, чтобы с болью в глазах, мельком увидеть находившееся за окном.

В святыне Гелиополиса находился сад, в котором цветы Аполлиона выжигают глаза смотрящим на них. Сад, где розы из белого огня сверкают среди листьев из пламени, истекая каплями жидкого света. В самом центре сада растет дерево.

Легенда гласит, что Золотое Руно висит на дереве, охраняемом драконом. Сколько в этом было правды, я мог убедиться, когда глаза мои привыкли к болезненному блеску. Разумеется, это была аллегория, но правда оказалась еще удивительнее, чем легенда.

Я видел Руно. Лишь с огромным трудом можно было сосредоточить взгляд на этом сверкании, но мне кое-как удалось разглядеть его контур. Я видел локоны Руна, раскаленные добела, и дрожащие шерстинки, колышущиеся в такт движениям дерева.

В саду не было никакого дракона. Само дерево было драконом.

Я видел ленивые извивы его ветвей, покрытых золотой чешуей, гибкие, трущиеся друг о друга в бесконечном, бессонном танце. Листьев не было, зато каждая ветвь кончалась плоской треугольной головой, внимательно вглядывающейся в сияние пылающего сада.

Я отскочил в тень коридора, прижимая руки к глазам. Панир рассмеялся.