Питер Бигль - «Если», 1996 № 07

На его узком, морщинистом личике с тонкими губами и высоким лбом отчетливо просматривались следы повседневных забот и житейских треволнений.

Соутелл был донельзя взволнован.

— Норман, у меня есть для вас кое-что интересное! Я с утра рылся в библиотеке и откопал докторскую диссертацию за 1930 год, озаглавленную «Суеверие и невроз»! — Соутелл показал Норману объемистую, отпечатанную на машинке рукопись, которая выглядела так, словно ее ни разу не открывали. — Любопытное совпадение, правда? Ведь ваша работа называлась «Параллелизм суеверия и невроза». Хочу проглядеть эту штуку вечерком.

Они шли быстрым шагом по направлению к столовой; студенты в коридоре с улыбками расступались перед ними. Норман искоса посматривал на Соутелла. Тот наверняка помнит, что его «Параллелизм» был опубликован в 1931 году; значит, волей-неволей зарождается подозрение в плагиате. Однако Соутелл как будто ничего такого пока не предполагал.

Норман разволновался. Сколько минуло лет с той поры, когда этот чертов Каннингэм вылез со своей диссертацией! Она мирно покоилась в прошлом — позабытое уязвимое место, ожидающее лишь пальца, который в него ткнет…

Сущий бред! Ладно, он как-нибудь объяснится с Соутеллом и со всеми остальными, но не теперь.

Соутелл сменил тему.

— Норман, нам предстоит провести конференцию для выработки программы по социальным наукам на следующий год. Я предлагаю подождать… — он замялся.

— Пока не решится вопрос с руководителем кафедры, — докончил за него Норман. — Зачем? Все равно мы с вами будем сотрудничать.

— Да, разумеется. Я не собирался…

На ступеньках здания столовой к ним присоединились другие преподаватели. Со студенческой половины доносился оглушительный грохот подносов, однако в профессорском уголке было сравнительно тихо.

Разговоры за столом велись самые обычные; некоторое оживление, впрочем, вызвало упоминание о предстоящей реорганизации Хемпнелла и расширении штата. Кто-то прошелся насчет политических амбиций президента Полларда, и Гарольд Ганнисон сообщил, что некая мощная группировка прочит Полларда на пост губернатора. Ответом ему послужило удивленно-настороженное молчание. Затронута была и вакансия на кафедре социологии; кадык Соутелла судорожно задергался.

Норман ухитрился завязать беседу с психологом Холстромом. Он был рад, что до четырех часов у него не остается свободного времени. Конечно, в отношении служебного рвения ему далеко до Соутелла, но вот по части нервозности он, вроде бы, его догоняет…

Встреча в четыре часа принесла желаемое облегчение. Подойдя к двери в кабинет миссис Карр, Норман услышал жалобный всхлип:

— Я все наврала! Ничего не было!

Ганнисон сидел у окна, сложив руки на груди и слегка наклонив голову; он напоминал скучающего и немного встревоженного слона. На стуле посреди помещения съежилась худенькая девушка. По щекам ее бежали слезы, плечи сотрясались от истерических рыданий. Миссис Карр старалась успокоить ее.

— Я не знаю, почему так поступила, — прошептала девушка. — Я была влюблена в него, а он даже не глядел на меня. Прошлой ночью я хотела убить себя, но передумала и решила отомстить ему…

— Ну, Маргарет, возьмите себя в руки, — проворковала миссис Карр, гладя студентку по голове.

— Минутку, — вмешался Норман. — Мисс Ван Найс…

Девушка испуганно вскинулась, видимо, только теперь заметив его.

Помолчав, Норман продолжил:

— Мисс Ван Найс, вспомните, пожалуйста. Ночью, после того как собрались убить себя, и перед тем как надумали отомстить мне, не сделали ли вы чего-то еще? Вы случайно никуда не звонили?

Девушка не ответила, однако на лице ее выступил румянец, мало-помалу переполз на шею и юркнул под воротник. Вскоре у нее покраснели Даже руки.

Ганнисон проявил слабый признак интереса.

Миссис Карр сурово посмотрела на студентку. Норману на миг показалось, что ее взгляд прямо-таки исходит злобой. Но, должно быть, то был эффект очков с толстыми стеклами, которые порой придавали миссис Карр сходство с большой рыбиной.

Черты девушки исказились, в глазах ее читались смятение и мольба.

— Все в порядке, — утешил ее Норман. — Вам не о чем волноваться.

Он сочувственно улыбнулся.

Девушка резким движением высвободилась из материнских объятий миссис Карр и вскочила со стула.

— Ненавижу вас! — бросила она Норману. — Как я вас ненавижу!

Ганнисон вышел из кабинета следом за ним. Он зевнул и покачал головой.

— Хорошо, что все кончилось, — проговорил он. — Кстати, Гарднер заверил меня, что с ней все нормально.

— Веселая жизнь, — вздохнул Норман.

— Да, между прочим, — Ганнисон извлек из внутреннего кармана пиджака белый конверт, — вот записка для миссис Сейлор. Хульда просила меня передать ее вам, а я чуть не забыл.

— Мы с Хульдой встретились сегодня утром, — пробормотал Норман. Мысли его блуждали неведомо где.

Вернувшись к себе, Норман попытался было разобраться в этих мыслях, но они оказались чрезвычайно ловкими и увертливыми. Его внимание приковал дракон на крыше Эстри-Холла. Забавно, такие скульптуры можно не замечать годами, а потом они сразу и вдруг бросаются тебе в глаза. Сколько найдется людей, способных в точности описать архитектурные украшения зданий, в которых они трудятся? Наверное, это под силу лишь одному из десяти. Да если бы его самого только вчера спросили о том драконе, он не сумел бы и припомнить, существует такой или нет.

Опершись локтями о подоконник, Норман уставился на каменную ящерицу, обладавшую, как ни странно, подобием антропоидной формы. Дракон купался в желтых лучах заходящего солнца; закат, кажется, символизирует путь, которым души умерших проходят в подземный мир. Ниже, из-под карниза, выступала лепная голова, одна из множества выстроившихся вдоль антаблемента. Норман различил выбитое в камне имя. Галилей. Рядом было написано еще что-то.

Зазвонил телефон. Он отвернулся от окна и словно погрузился в царивший в кабинете полумрак.

— Сейлор? Я просто хотел сказать, что даю тебе срок до завтра…

— Послушайте, Дженнингс, — перебил Норман, — вчера ночью я повесил трубку потому, что вы начали кричать. Поверьте мне, угрозы не принесут вам пользы.

Голос продолжал с того места, где его прервали, постепенно повышаясь в тоне:

— … чтобы ты изменил свое мнение и помог мне восстановиться в Хемпнелле.

Затем последовал поток ругательств и проклятий. Они долго отдавались в ушах Нормана.

Параноик, иначе не скажешь.