Казанов - Открытая книга

Не очень ты на ведьму похожа, тетя Акулина, что за ведьма без метлы?

Эх, молодежь, прошлого не помнят, настоящего не видят. Это служители Христа слово ведьма опошлили, ранее оно лишь значило "ведающая мать", и только. Предки мои в этих местах жили со времен Владимира Киевского. Леса тут тогда стояли кондовые, дикие. Выжить маленькой деревушке в дремучем лесу ой как непросто. Один падеж, неурожай или неудачная охота - и все, голод и гибель. Без людей, ведающих, как лечить, как с лесными, водяными хозяевами договориться, никак нельзя. Так и были мужчины нашего рода колдунами, женщины - ведьмами.

Ааа, значит вы тоже из "этих", - обреченно вздохнул Николай.

Из каких "этих"?

Ну, из тех, которые за мной гоняются.

А кто за тобой гоняется?

Разные, вроде вас, маги, колдуны. Одни меня с собой все к свету звали, другие мастаки демонов вызывать.

Нет, не так. Ты говоришь о тех магах, которые служат Орденам. Мы не имеем с ними никаких дел, мы не служим никому, лишь матери нашей, Земле.

От стука в дверь, что был тихим, даже робким, Николай вздрогнул.

Тетя Акулина, можно к вам? - вошла молодуха с ребенком на руках. Увидев Николая, явно смутилась.

Заходи Наташенька, не стесняйся. Это мой знакомый, из города, он человек хороший, я ему доверяю. Что у тебя?

Да вот, с Сережкой что-то не так, - в ауре над головой малыша Николай сразу заметил дыру в кулак величиной. Энергия по краям дыры застыла, словно замороженная. - Жалуется, что голова болит, а сам бледный такой. Таблетки не помогают, - молодая женщина всхлипнула, слезы побежали по щекам.

Не плачь, все будет хорошо, - голос Акулины звучал властно и уверенно. Клади мальчика на лавку.

Мальчишку уложили. Он лежал спокойный, серьезный, личико словно мукой обсыпано. Акулина наклонилась над ним:

Закрой глазки, малыш. Сейчас я буду тебя лечить. Боль обязательно уйдет, будешь здоровый, как раньше, - мальчик послушно опустил ресницы. Пальцы Акулины сомкнулись на его голове, губы ее раздвинулись, медленно, словно нехотя, рождая слова. Ритмичный, напевный наговор зачаровывал, Николай, и мать мальчика сидели неподвижно, отвлечься, не слушать, было просто невозможно. Николай видел, как из рук Акулины потекло, повинуясь словам, полилось золотое свечение, окутывая голову ребенка, скрывая под собой дыру в ауре. Когда золотой шар обрел целостность, застыл сияющим глобусом, Акулина напряглась, голос ее зазвучал громче, резче. Внутри золотого тумана что-то кипело, бурлило, словно невидимый гейзер пытался вырваться, но не мог, не мог:

Лицо мальчика быстро розовело, и вот уже Акулина отпустила его голову, встряхнула руки, словно после воды. Золотистый туман быстро рассеялся, обнажив здоровую целостную светящуюся оболочку вокруг головы мальчика.

Вот и все. Иди к маме, - улыбку Акулины на этот раз вышла чуть усталой. Сглазили твоего Сергея, а вот кто, не скажу. С ним Витька разберется, когда приедет, - молодуха согласно кивала, обнимая ребенка.

Спасибо тетя Акулина, это вам, здоровенная банка со сметаной оказалась на столе, - скажи тете спасибо.

Спасибо, - пропищал мальчишка, пряча лицо.

Пожалуйста. Идите, а то поздно уже, - дверь хлопнула, выпуская посетителей. Хозяйка поднялась, и закрыла ее на крючок. - А ты иди спать, пока рот не разорвал.

Вылез Николай из-за стола с трудом, брюхо цеплялось за столешницу. Едва добрался до кровати, раздевался уже в полусне.

То есть как, ушел? - в спокойном голосе Избранного Мага Командор услышал приговор. - Вы понимаете, чем грозит вам такой доклад?

Да, - ответить получилось твердо и уверенно.

Вот и отлично. Вы хорошо искали? От ответа зависит не только ваша жизнь, но и посмертие.

За три дня мы проверили всех знакомых, друзей, родственников. В городе его нет.

Транспорт?

Поезда и самолеты проверили. Но он не брал билеты ни на те, ни на другие. Поэтому так долго не докладывали. Надеялись отыскать его в городе.

Вы ошиблись, он мог уехать на автобусе, автостопом, уйти пешком, наконец. Вы ошиблись, а за ошибки надо платить, - Маг щелкнул пальцами. Командор схватился за горло, лицо его побагровело, он застонал и рухнул на землю. Придется назначить сюда нового Командора. А поисками заняться лично, - говорил Избранный Маг совершенно равнодушно, словно не лежал перед ним свежий труп с уродливо вздутым лицом.

Волкова шатало, даже то, что его поддерживали с двух сторон, не помогало. Глаза на некогда холеном лице запали, маг выглядел истощенным.

Да, Владыка, с демоном мы не справились. Это был Ахаос, один из боевых псов Бездны. Сиртай погиб, я лежал почти сутки без сознания.

Это не ваша вина. Я не мог предположить, что Черные решатся на такое, голос Четвертого был спокоен, ни горечи, не раздражения не было в нем. - А где Огрев?

Исчез, но он не у черных. Это точно. Торгил готовит подробный отчет о произошедшем.

Хорошо. Ты, Ранмир, можешь отдыхать, Огревым займутся другие, - картина на стене перестала светиться, сеанс связи закончился. Лишь после этого позволил себе Волков потерять сознание, рухнув на руки помощников.

Утро взошло на небосклон чистое, ясное, не по-осеннему теплое. Встав, и позавтракав, Николай без цели бродил по двору. Пытался помогать по хозяйству, но хозяйка быстро отказалась от помощи, смеясь: "Ну и работничек, даже дров наколоть и то не может". Других дел не нашлось, и Николай не знал, куда себя деть. В лес, что стеной окружил хутор Акулины, идти не хотелось, сидеть в избе просто так - скучно. Дремлет кот на печке, часы тикают в углу, старинные, с гирьками. Такая зевота нападает, что рот заклинивает в раскрытом состоянии. Телевизора, столь привычного для горожан инструмента убивания времени, хозяйка не держала, лишь приемник иногда трещал нечто музыкообразное.

Ходил, сидел, лежал, снова сидел, снова ходил. Взгляд зацепился за сумку, что вместе с хозяином испытала все превратности пути. Николай подошел, заглянул. За два дня дороги накопилось столько хлама, просто удивительно. На самом дне наткнулся на пакет плотной бумаги, развернул осторожно. Сумка осталась лежать не разобранная, отрыгнув половину содержимого на пол. Николай уселся на кровать, и пожелтевший от времени пергамент страниц "Безумной мудрости" вновь зашелестел перед глазами. Третья часть, "О растворении", начиналась традиционно, с гравюры: океан раскинулся вольно, от края до края рисунка. Толстощекие ветры из верхних углов старательно выдували огромные струи воздуха, вода послушно волновалась. Посреди водной глади торчало нечто, весьма напоминавшее Несси с журнальных фотографий, но куда свирепее и зубастее. Огромной пастью дракон хватал пытающуюся взлететь птицу, судя по клюву, пеликана. Пеликан, в свою очередь, держал в клюве булыжник размером с собственную голову. "Как в сказке" - думал Николай, рассматривая причудливый сюжет, - "Шило в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке". Эта гравюра, в отличие от предыдущих, не вызвала никаких неприятных ощущений при разглядывании, и Николай перешел к тексту. "Все живое вышло из воды" - автор средних веков проявлял поразительную осведомленность в теории эволюции. "Помни об этом, брат, и чтобы обрести жизнь истинную, надлежит тебе вновь вернуться к воде. Только вода есть место, где существует единство. И не создать тебе Единства из Инаковости, пока сам ты не достигнешь Единства. Только Единство может породить истинное золото, Великого Царя, Единство, заключенное в Нептуновом царстве. Но помни и о том, что посредством воды огонь может быть угашен и полностью уничтожен. Поэтому все, что приготовил ранее, надо взять, взять воспламененное по всем правилам Искусства, взять и поместить в глубину, чтобы пересилить огненную природу и одолеть с тем, чтобы после водоотделения огненная жизнь металлического Царя восторжествовала и вновь обрела победные лавры. Но если при этом истинная субстанция, очищенная и расчлененная, не передаст своей воде только ей присущую неистощимую силу и мощь, и не сохранит ключа к своему собственному цвету, осуществить этот замысел будет невозможно. Завершив свой труд, она распадается и становится невидимой, смысл же происходящей перемены в том, что при параллельном ослаблении внутренней сути и внешне-телесном совершенствовании она теряет свою видимую власть, точнее отдает ее. Помни о том, что пока не вменены ей дары дарования цвета, пока не одарена она цветом сама. Ведь слабое само по себе не способно возвеличить слабое, малое не способно прийти на помощь малому. Но единство малого становится великим, опускаясь в воду соленую, исторгается из нее вновь на свет. Когда достигнешь этого, то вещество, над которым трудишься, следует возвысить до подобающей ему степени:"