Вадим Каплун - Шпоры для лабы
Упершись руками в землю, я попытался подняться. Получилось. Что это было? Я сидел на корточках, а потом ткнулся физиономией в кусты. Остальное - плод больной фантазии.
- Видения - есть первый признак переутомления, - пробормотал я. Не хотелось бы еще раз, переутомившись, пережить такой сон. Слишком он реален. А если не сон? Тогда - глюк. Галлюцинация. Плохо...
И опять заборы, запах листвы, запах пыли, запах земли, шаги на цыпочках вдоль стен, прохлада камня под пальцами и мысли. Мозг, оправившись от потрясения, бешено жонглировал вопросами и ответами. Понять противника - предугадать его дальнейшие ходы. Почему меня не "угасили" в компании с Арнольдом? Значит, я был нужен бустерам живым? А сбивали зачем? Астроверфь? Несерьезно! Дали бы лучом... Нет, не понимаю!
Отлично я понимал. Просто избегал одного элементарного объяснения, от которого начинало саднить под сердцем. Призрак, или галлюцинация, или видение моего сна было право - Яна не хотела пускать меня в город.
Улица была ярко освещена. На противоположной стороне чернел ягодный сад, в глубине которого мерцали окна гостиной и кухни. На стоянке торчал один тетушкин флаер, значит Мишеля все еще не было. Светло, тихо, пусто. А на лавочке сидит кто-то. Сидит и смотрит в мою сторону.
Я неторопливо перешел улицу и хотел нырнуть в темноту, как вдруг за спиной прозвучало:
- Почему ты так поздно, Викентий? Я сижу, тебя жду...
Я застыл на полушаге. На Лабе никто не мог знать мое настоящее имя.
На самом деле я не Виктор, а Викентий. Дурацкое имя. Я его получил стараниями мамы. С детства оно мне не нравилось и я сократил его до Вика. К этому привыкли и иначе как Виком или Виктором не называли. Так документы и получил. Никто не мог знать мое настоящее имя...
Она могла. Сидя на скамеечке, она укоризненно смотрела на меня. Мне захотелось спрятаться. Бежать, нырнуть куда-нибудь, как в детстве, когда я, возвращаясь домой из Города Аттракционов и услышав те же слова матери, спешил запереться в своей комнате. Но теперь бежать было некуда. Да и как укроешься от человека, умершего три года назад?
- Я ездил на Остров, мама.
- Опять ты весь грязный, - вздохнула она. - Ну, где ты ухитряешься извозиться?
- Упал, - я был спокоен. У меня словно отключились нервные центры, ведающие удивлением. Все воспринималось как должное. И то, что мать выглядит молодой, гораздо моложе, чем в последний раз. И то, что на ней любимое искристое лакоплатье. И то, что говорит она на едином как всегда, с легким акцентом. Она родилась на Магдалине - там все слегка картавят.
- Я упал по дороге...
- Когда ты врешь, мне всегда интересно - в кого ты так хорошо научился это делать? Стыдно.
Я пожал плечами. Мне не было стыдно. Я же в самом деле упал. Только с большой высоты.
- Ты плохо поступил с Яной. Ведь ты нарочно ударил кузовом. Ударил, чтобы убить. И сейчас... Зачем ты идешь туда? - мама махнула рукой в направлении дома. - Подожди! Сейчас ты скажешь, что идешь восстанавливать справедливость, помогать людям. Ты помогал им и до сих пор. Где они - эти люди? Арнольд, Яна, островитянин... Ты считаешь себя правым. Ты всегда любил считать себя правым. И, разумеется, хотел, чтоб было как лучше. Но ни один твой шаг на Лабе не принес пользы. Только зло. Теперь ты идешь мстить. Кому? За что? За собственное бессилие?
- А Остров? - я с трудом разлепил губы. Во мне не было уверенности. Как спец я не стоил сейчас ничего. Тоска выворачивала меня наизнанку. Тоска и сознание, что мама права.
- Ну и что? Да, Остров жесток. Но ты даже не уверен, что понял его до конца. Может быть в его жестокости есть смысл? Но ты идешь мстить. И будешь жесток тоже...
- Я иду мстить убийцам!
- Неправда, - она смотрела мне в глаза и я не мог отвести взгляд. Хочешь скрыть свои ошибки, выставиться, проявить себя? Заработать благодарность декана? Поэтому, а вовсе не от того, что кончилась связь ты ничего не сказал Ломакину. "Справедливость", "благо Сообщества" - пустые слова, прикрытие для тебя. Тебе и раньше было плевать на них, а сейчас... Красуешься своей ловкостью, силой... Ты ведь слабеньким рос. И наверное, поэтому всегда хотел стать сильным. Сильнее всех. Ты и с отцом ушел потому, что он устраивал в Школу, давал силу...
- Нет, не потому! Я любил отца! - хрипло крикнул я. Меня начало трясти. Передо мной была не моя мать. Та никогда не упрекала меня, только улыбалась устало и грустно.
- Не любил ты его, - покачала головой она. - Ты в Школу хотел очень. Хотел так, что даже забыл про мою болезнь. И я осталась с нею одна. Ты знаешь, как плохо быть одной, когда медленно гаснет свет...
Ее голос стал громом, и я закричал. Но я не услышал своего крика. Чудовищное эхо ревело в уши: "ГАСНЕТ СВЕТ... ГАСНЕТ СВЕТ... СВЕТ..." Страшные слова, без смысла и звука... Не надо!!!
А потом острые круги и мягкие квадраты. Они пляшут, перестраиваются и образуют слова: "Приходят Катрин и мать. Смотрят в глаза и говорят. Видят насквозь душу. Парень, забери меня отсюда." Где-то я это слышал. Кто-то мне это говорил. И я говорю. И веселые геометрические фигурки вновь становятся в строй: "ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА".
В ушах звенело, лицо дергалось, по спине тек пот. Я был пропащим человеком, отлично сознавал это и мне было все равно. Неважно, сошел ли я с ума, взялась ли за меня планета или бустеры, но больше никаких диалогов я вынести не мог. Быть мертвым - гораздо лучше. Хотя, здесь воскресают и мертвые.
И вновь я внушал себе, что абсолютно спокоен, что все хорошо, что руки и ноги повинуются... Но теперь аутотренинг не давал даже иллюзии облегчения. И тогда я изо всех сил ударил себя по морде...
Немного полежав под ягодным деревом, ощупав челюсть, я поднялся и бесшумно скользнул вдоль стены. За стеной, в гостиной давал гудки вызова фон. Я "взял панораму" дома и обнаружил в гостиной тетушку Натали Кардан и Элеонору. Еще кого-то, одного или двух зафиксировал в соседней комнате. Они показались мне знакомыми, но находились далеко и воспринимались смутно.
- Да, я, - говорила в фон тетушка. - Следовало лететь лично... Так, таран, понимаю... Вдвоем?! В каком районе? Осмотрели место? Что значит, не успели?! Меня не интересует! А как хотите! Немедленно. Если живой?..
Тетушка повернулась и посмотрела на Элеонору.
- Мое мнение вам известно, - процедила старуха.
- Ну нет! - решительно ответила тетушка. - Это надо было делать на Острове, а еще лучше не делать вообще. Да, считала и считаю! Нет, не трогайте. Доставите сюда, там...
Я подошел к двери и, пнув ее ногой, вошел.
- ...видно будет. Впрочем, не надо, - спокойно окончила тетушка, глядя на меня. - Он здесь.
Она выключила фон и сказала:
- Иди, умойся, потом поговорим. Я думаю, у тебя накопилось много вопросов. Да и нам есть о чем спросить. Теперь можно, - она с непонятной жалостью и интересом рассматривала мое разбитое лицо. - Крови много было?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});