Борис Петров - Колокол (СИ)

Старики говаривали, что помнят еще давние времена, когда они были маленькими. Тяжело было, но жили всем миром, недоедали, ничего в доме не было, но всегда достойно, по совести. Так помаленьку, помаленьку, да построили страну. Ну а как Великий Марш прошел, так все стало как у варягов, не по-нашему, чуждо. Хорошо, что до деревни это не докатилось в полной мере, вурдалаки раньше не особо охотно спорили с деревенскими, те могли и на вилы посадить. Лихой народ, леса глухие, зимы холодные, лето жаркое, люди свободные.

Бывало сядут старики, а вокруг ребятишки соберутся и слушают, что седые головы рассказывают. О страде, о войне мировой, прошлой, страшной. Тогда всем миром воевали против одного, а теперь вот весь мир против нас пошел. Спрашивали дети: «А за что, что такого мы всему миру сделали?». Не знал никто, что на это ответить.

Так и жили. Периодически отряды воинов заезжали в поселки, много их было подобных, с западных земель всех переселили, говаривали, что земля там уже мертвая, некуда возвращаться. Проверяли воины, как живут люди, не было ли набегов вурдалаков, не всех еще переловили, ходят по землям, грабят, да сжигают со злости деревни.

— Вы если что, сразу нам сообщайте, — говорила всегда Василиса, — когда в очередной раз с отрядом заезжала, — Алена, ты звони сразу, мы рядом не далеко, в горах, фабрики охраняем. Война войной, а производство не должно стоять, сама понимаешь. Как, продовольствия хватает?

— Еды мало конечно, но мы все понимаем. Вот если бы ты смогла детям конфет достать, может что осталось на складах, все-таки дети, должна быть радость.

— Со сладким сложно, сахара нет, куда делся, пока не знаем. Но я все помню, как получится, первым же рейсом передадим.

Алена слабо улыбнулась. Василиса за эти годы сильно изменилась, видано ли, чтобы баба мужиками управляла, а ведь управляет. Мужики ее уважают, навела она порядка. А ведь она единственная связь пока с мужем, теперь они стали даже больше похожи, что война делает с людьми, стало у Василисы лицо суровое, неженское. Глаза были холодные, серые.

Дети обступили Василису и Алену. Даша подбежала к Василисе и обняла ее, зарывшись головой пыльное пальто.

— Тетя Василиса!

— Привет, Дашуль. Растешь, прямо на глазах, — Василиса строго посмотрела на сильно исхудавшую Алену, — мама у тебя очень заботливая. Ты потом о ней заботиться будешь.

Даша что-то сказала, но шум детских голосов заглушил ее. Дети просили рассказать сказку. Время было позднее, но детвора не унималась.

Василиса посмотрела на них, потом подозвала лейтенанта и сказала ему:

— Я остаюсь, сегодня ночую здесь, вы двигаетесь дальше, завтра я к вам присоединюсь.

— Ясно, — ответил молодой лейтенант и направился к машине.

Василиса села на скамейку, возле нее расположились ребятишки и не только, многим было интересно, то расскажет Василиса, дети любили ее сказки, хотя и не было среди них ни одной по-доброму сказочной. Все были про горести, трудности, но всегда про справедливость.

— Тетя Василиса, а когда папа вернется? — спросил один из ребятишек.

— Да, когда, когда! — заголосили дети, — когда война кончится?

— Почему папа воюет? — спросила самая маленькая девочка. Василиса посадила ее на колени.

— Не могу я вам ответить, когда ваши отцы возвратятся, не вижу я будущего для каждого. Война кончится, она всегда заканчивается, надо еще потерпеть. А вот почему война началась, расскажу вам сказку, да не простую, сказка эта без конца, да и без начала. Она и про меня и про вас, и про врагов наших, и про друзей.

Дети затаили дыхание, и Василиса начала рассказ:

«Жил да был царевич, местный королевич. Жил себе и жил, особо не тужил, трудностей не ведал, печали не отведал, работу не работал — как сыр в масле катался, с фигурами именитыми знался.

Проснется бывало утром и задумается: «Ведь не зря же я сын царский, знать, уготована мне доля героическая, доля почетная! Вот придет время, проявлю я себя так, что мною будут все гордиться!». Заулыбается, да так с час еще в мечтах о будущих подвигах проваляется в постели.

Царство было богатое, но народ жил бедно, не роптал, каждому был свой кусок, кому-то больше, кому-то поменьше, но в целом всем поровну, но не каждый мог даже этот кусок получить полностью.

Шли годы, рос царевич, старел и царь — время не будет смотреть на ранги и звания, все под одним Солнцем ходим. Настала пора женить Царевича, да чтоб не просто женить, а кое-какие вопросы и по внешним связям наладить. Повадились купцы местные в Тумангород ездить, торговлю налаживать, так и втянулись, что там и жить оставались, а с родной земли только добро нарабатывать.

Слышал царь, что тамошняя княжна созрела, хоть завтра выдавай замуж. Конечно, ростом она была невелика, чудо как страшна — как жаба из пруда вышла, но ничего не попишешь, дело государственное, а там стерпится, слюбится. Решено, свадьбу назначить на: как снег сойдет, да первые входы появятся.

Царевич был страх как опечален новостью этой, что по несобственному желанью женится он на заморской княжне их Тумангорода. Говаривал он своему денщику Кузьме: «Вот скажи мне. Кузьма, что я так уж страшен лицом, а может положением не вышел, что должен на жабе иноземной жениться непременно? Аль наши девицы не краше, да не хозяйственней? Княжна то заморская, небось кроме как чай пить ничего и не умеет» — денщик отвечал, как учили советники царские — «Лицом вы, ваше царейшество, вышли вполне симпатичным, но что мне судить, я ж не баба. Но вот положеньем своим как раз для такого маневра обязаны. На то она и судьба такая, кто-то лошадей моет, кто-то на жабах женится. Ты, ваше королейшество, смотри на это иначе: брак твой будет политический, ничего страшного для тебя в этом нет, играй пьесу, а что касается долга супружеского, так тут не сложно все устроить. Может она и сама не захочет, я слыхал у них у западников мода нынче: бабы с бабами, мужики, тьфу ты, прости Господи. Ну, если ж самому приспичит, так это ж бани никто не отменял, баня есть территория нейтральная».

Успокоился царевич: «Ай, как-нибудь да выберусь!» Тем временем снег сошел, и начали прорастать первые побеги. Закипела свадебная чехарда.

Послы иноземные зачастили с визитами на землю родную, симпозиумы начал царь устраивать, форумы собирать, как значит по выгоднее Родину то пораспродать. На иноземном языке Тумангорода это излагалось красиво, заумно, да только суть не менялась — кусок за куском отходили угодья и богатства жабам заморским.

Царь начал Царевича привлекать к делам государственным, сам значит немного в сторонку ушел. Царевич воспрянул духом, начал речи говорить о великом будущем, о судьбе нашей особенной, о машинах новых чудных, что всем нужны, а только у нас будут — все как наставники учили, все как в книжках косопереложенных на родной язык говорилось. Народ слушал речи чудные, только сплевывал наземь.