Ника Созонова - Сказ о пути
— Пойдем отсюда!
Дийк заметил еще один коридор, выходящий из пещеры, и потянул за собой девочку. Он пятился задом, не выпуская из поля зрения безумца — мало ли, что может придти ему в голову. А тот внезапно завизжал и кинулся им под ноги, взметнув веер мутных брызг:
— Не ходите туда, там ад, ад! И выхода нет, нет пути наверх!.. Жадный лабиринт захватит ваши души, иссушит ваши тела… Вы будете умирать от голода, вы будете глодать друг друга, давясь костями, захлебываясь кровью… — Ухватившись за штанину промира, сумасшедший принялся лихорадочно ее целовать. — Живые, живые, послушайте старого Варра, лучше умереть здесь, чем провести хоть день там… Если хотите, я буду кормить вас, отрезая от себя по кусочку, и вы будете сыты…
— Пожалуй, мы будем вынуждены отклонить ваше предложение!
Дийк попытался высвободить ногу, но безумец выпустил ее сам. Теперь он сидел в воде, вращая глазами и хихикая.
— Глупцы, глупцы! Оно там везде, оно заберет вас и проглотит… Вы станете таким же, как Варр, нет, вы будете хуже, вы будете неприкаянными мертвецами…
Безумец откатился от них, вскочил на ноги и понесся прочь, дергаясь во все стороны и скаля рот с черными гнилыми зубами.
— Он меня напугал, и его пророчества тоже. Может, вернемся назад и пойдем в другую сторону? — Голос Наки был неестественно звонким.
— Разве ты не заметила — в другую сторону путь шел с понижением. Значит, воды будет все больше и больше. А этот туннель, мне кажется, чуть поднимается. Есть надежда дойти до сухого места. Или ты такая трусишка, что поверила бредням этого несчастного?
— Но что-то же должно было свести его с ума, — рассудительно возразила девочка. — И, если честно, меня совершенно не тянет встречаться с этим «что-то».
— Значит, обратно?
Дийк тяжело вздохнул. Его сапоги промокли насквозь, что крайне мало способствовало хорошему настроению.
Наки ответила не сразу. Оглянувшись, она изучила глазами туннель, из которого они вышли.
— Ладно уж, — выдавила она. — Пошли дальше. Не хочу, чтобы ты всю оставшуюся жизнь дразнил меня трусихой. Но учти, если кто-то или что-то пожелает закусить нами, ты будешь первым: ты жирнее.
— Не жирнее, а мускулистее, дурочка, — возразил промир. — У меня вообще одни мышцы! — он горделиво выпятил грудь и напряг бицепс.
Наки захихикала:
— А мясо, оно еще питательнее и вкуснее, чем жир. Так что готовься!
Дийк пошел первым. На самом деле безумные речи несчастного аборигена его не на шутку встревожили, но показывать это девчонке не обязательно.
Покуда, впрочем, ничего страшного или странного не происходило. Туннель слегка подымался вверх. Все те же фосфоресцирующие стены, все тот же отвратный запах. Правда, прибавился звук: монотонное жужжание или, скорее, звон. Он был еле слышен, но очень раздражал — словно бесконечная серенада комара над ухом.
Видимо, то был и впрямь лабиринт, как уверял безумный абориген — поскольку появилась развилка. Затем еще и еще. Каждый раз они долго выбирали, куда свернуть — налево или направо.
— А ты знаешь, что обратную дрогу нам уже не найти? — Наки выглядела усталой и не на шутку напуганной. Правда, всеми силами старалась не показать этого.
— Ничего страшного. Посмотри под ноги: здесь уже почти сухо, и я смогу нарисовать круг. Попытаюсь, по крайней мере.
Дийк присел на корточки и вытащил мелок. Круг получился нечеткий — поскольку линия шла по грязи, и кривой. Но ничего, бывало и хуже. Наки, тихо смеясь от радости, шагнула к нему. Рыш, крупно дрожащий — то ли от сырости, то ли от омерзения, тоже не заставил себя упрашивать. Промир крепко зажмурился…
Проклятый звенящий звук, он отчаянно мешал, забивая голову, не давая сосредоточиться. Еще не открыв глаза, Дийк уже знал, что ничего не получилось. Впервые он не смог уйти. Что за черт?..
Он повернулся к девочке, чтобы сказать ей, что нужно поискать местечко посуше. Но ее не было. Ни ее, ни Гоа.
Видимо, куда-то он все же перенесся, поскольку потолок стал значительно ниже, а под ногами опять плескалась грязная водица. Да и жужжание стало отчетливее: казалось, весь воздух вокруг состоит из него и мерзкий звук проникает в тело уже не только сквозь уши, но и сквозь поры.
— Наки! На-а-а-ки!!! Гоа!..
Он кричал, пока не охрип. Что же все-таки произошло?! Никогда не бывало такого, чтобы меловой круг переносил заключенных в нем в разные места. Это шуточки здешнего гнусного мира? Грязи, оставшейся от вонючей водицы, по которой прошел мел? Непонятного невыносимого звона?..
Дийк бродил по одинаковым сырым туннелям, пока не почувствовал, что не может больше ступить ни шагу. Он прислонился к стене и сполз по ней. Теперь ноги его целиком находились в воде. Подземный холод сковал их и побежал вверх по позвоночнику.
Он был прав, тот безумец в пещере. Вот и к нему подступает безумие. Он уже слышит его смрадное дыхание в своем мозгу, ощущает липкое давление внутри глазниц…
Все вокруг расплывалось — видимо, от усталости. Дийк сделал несколько глубоких вздохов, пытаясь навести хоть какой-то порядок в голове. Тщетно. Вместо стройности и порядка ворвался рой осколочных воспоминаний и закружил, вовлекая в хаотичные водовороты. Вот ладонь Наки с кровоточащей ссадиной на мизинце — она напоролось на сучок в том доисторическом лесу, где они встретили племя мохнатых существ, уже взявших в руки палку но еще не обзаведшихся речью… Вот Гоа поджимает переднюю лапу и жалобно скулит — его укусила змея. Два дня зверь метался между жизнью и смертью, а они сидели возле него в пещере, беспомощные и молчаливые, и не было в жизни промира более холодных дней… А вот щеки девочки, залитые неестественно ярким светом самого потрясающего восхода из всех, что он видел…
Что-то переменилось. Гнилостный запах сгустился — казалось, его можно было осязать. Звук достиг такой силы, что барабанные перепонки напряглись, словно струны, готовые лопнуть. А затем из-за поворота туннеля появилось нечто… Больше всего это походило на волну грязно-бурого тумана, из которого тянулись отростки — то ли конечности, то ли щупальца. Но страшны были не столько они, сколько вырвавшийся на свободу запах. Никогда прежде Дийку не могло бы придти в голову, что запахом можно свести с ума.
Туманообразная масса заполнила весь туннель и, медленно перетекая или ползя, надвигалась на него. Страх приковал промира к месту. Когда зловонная туша была уже шагах в десяти, каким-то чудом он сумел справиться с собой: вскочил на ноги и ринулся прочь. Это был инстинкт — думать он был не в состоянии. Ужас завладел остатками сознания. И еще в нем зрел дикий гнев на самого себя. Эти страсти, перемешиваясь и усиливая друг друга, придали ему энергию, позволившую развить немалую скорость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});