Александр Плонский - Летучий голландец профессора Браницкого

Заведующий редакцией, добрейший и корректнейший человек, обращаясь к незадачливому автору, участливо сказал:

- Воля ваша, но, по-моему, переделывать не стоит, зря потратите время...

На переработанную рукопись та же Ксения Владимировна дала противоположную по смыслу рецензию. Брошюру издали, а Браницкому предложили совместительство, очевидно полагая, что человек, способный вытянуть свою собственную безнадежную книжку, сумеет сделать то же самое с чужими.

Так в далекие пятидесятые годы Антон Феликсович оказался одновременно на двух стульях: он заведовал лабораторией в НИИ и был редактором Гостехтеориздата. Во второй своей ипостаси ему довелось встречаться с интереснейшими людьми, очень разными, но объединенными в общность словом "автор".

Познакомился он и с Ари Абрамовичем Штернфельдом, о котором в энциклопедии сказано: "...один из пионеров космонавтики... Международные премии Эно-Пельтри-Гирша по астронавтике (1933) и Галабера по космонавтике (1962)".

Говорят, жизнь полосатая. Судя по всему, Ари Абрамович переживал тогда не слишком светлую полосу. Его книга "Межпланетные полеты" второй год лежала в издательстве без движения. Наконец ее дали Браницкому видимо, как специалисту по "безнадежным" рукописям.

Стоит ли подчеркивать, насколько заинтересовала Антона Феликсовича тема? Жажда полета, утратив физическую утолимость, стала чем-то вроде нестихающей душевной боли. Книга Штернфельда трансформировала ее если не в мечту (Браницкий считал себя реалистом), то в игру воображения.

Бывший любитель-авиатор и будущий профессор, пока еще не защитивший даже кандидатской диссертации (это был как раз период между первой, неудачной, защитой и второй), представлял себя в кабине космолета, несущегося к Марсу по траектории, рассчитанной Штернфельдом...

Закончив редактирование (а потрудиться пришлось изрядно), он встретился с автором. Обликом тот напоминал древнего ассирийца: грива седеющих черных волос, курчавая борода, выпуклый блестящий лоб, глаза-маслины. Наушник слухового аппарата, быстрая нечленораздельная речь, бурная мимика дополняли это впечатление.

Штернфельда сопровождала жена - тихая, неприметная на его фоне женщина. В ее отношении к мужу чувствовалось что-то материнское. Видимо, Ари Абрамович был приспособлен к галактическим мирам лучше, чем к тому, где обитал, он как бы спустился на Землю со звезд, и жена взяла на себя роль посредницы между ним и землянами. Она и в самом деле служила переводчицей: несмотря на слуховой аппарат, Штернфельд не понимал Браницкого, а тот и вовсе не мог приспособиться.

- Мы хотели сказать, что... - комментировала каждую его фразу жена, видимо идеально изучившая манеру Штернфельда общаться с собеседниками.

Первый контакт с "инопланетянином" закончился плачевно из-за непростительной для профессионального редактора оплошности. Правка была настолько обильна, что в авторском тексте не осталось буквально живого места.

Если бы Браницкий предварительно отдал рукопись на машинку, то все обошлось бы как нельзя лучше. Но глазам Ари Абрамовича предстало его детище, подвергшееся чудовищной вивисекции (так он решил сгоряча). И Штернфельд взорвался. Затолкав смятые листы рукописи в портфель, он выбежал, крикнув что-то вроде: "Ноги моей здесь не будет!"

Назавтра Браницкий услышал в телефонной трубке женский голос:

- Приносим извинения. Мы прочитали отредактированную рукопись и остались очень довольны.

Они еще не раз встречались - автор книги оказался милым, приветливым человеком. А когда "Межпланетные полеты" увидели свет, Браницкий получил экземпляр с дарственной надписью, начинавшейся словами: "Долгожданному редактору этой книги..."

Брошюра с пожелтевшими страницами и выцветшей обложкой, изданная за несколько лет до запуска первого спутника и при всей своей убедительности показавшаяся тогда читателям фантастикой в духе Циолковского, до сих пор стоит на полке книжного шкафа в домашнем кабинете Антона Феликсовича. И он нет-нет и возьмет ее в руки, прочитает надпись, сделанную рукой Штернфельда, вздохнет: "Какое поразительное столетие выпало на мою долю... Когда я поступал в институт, не было ни атомных электростанций, ни транзисторов (их изобрели в год, когда мы защитили дипломные проекты), ни лазеров (они появились уже после того, как я стал доцентом), ни цветных телевизоров (к этому времени был уже профессором!)... А ЭВМ, кибернетические роботы, пересадки сердца? Всего этого хватило бы на несколько жизней. Почему же жизнь становится лишь более емкой, но отнюдь не более долгой?"

32

Обычно Антон Феликсович читал лекции старшекурсникам. Дисциплину поддерживал жесткую, опоздавших в аудиторию не впускал, требовал тишины, отвлекаться чем-либо посторонним не давал. Через неделю-другую к этому привыкали, устанавливалась рабочая атмосфера. Если же в коридор доносились взрывы смеха, значит, у профессора "лирическое отступление" и он рассказывает что-то смешное или вышучивает провинившегося. Впрочем, Браницкий нередко направлял острие шутки и в свой адрес, высмеивал собственную рассеянность:

- Вчера говорю жене: слушай, что это со мной, хромаю! А жена отвечает: "Ничего удивительного: ты одной ногой идешь по тротуару, а другой - по мостовой!"

Браницкий считал смех верным средством от усталости. Он мог мгновенно вызвать вспышку смеха и столь же быстро погасить ее. Словно гром прогремит - и останется в воздухе бодрящий запах озона...

В этом учебном году Антон Феликсович впервые решил прочитать небольшой курс "Введение в специальность". У первокурсников профессор застал непривычную картину: половина потока, сидя, копалась в портфелях, другие стояли, переговаривались, двигали стулья, шелестели тетрадями. Пронеслась бумажная "ласточка"...

- Встать! - на миг потерял самообладание Браницкий.

"Они еще не умеют работать! - осенило его. - Нужно попытаться захватить инициативу. Криком здесь не возьмешь..."

- Кто из вас любит детективные рассказы?

Протест, обида, недоумение последовательно отразились на лицах первокурсников. А вот наконец и признаки заинтересованности. Одна за другой потянулись вверх руки.

- Совсем другое дело, - улыбнулся Браницкий. - Здравствуйте. Садитесь. Расскажу детективную историю, связанную с вашей будущей специальностью. Хотите?

- Хотим! - нестройно откликнулась аудитория.

- Условие - тишина. Договорились?.. Когда ваших пап и мам еще не было на свете, в одной из западно-европейских стран построили мощный передатчик. Согласно расчету он должен был вещать на всю Европу.

- Передатчик средневолновый? - задал вопрос худенький паренек в очках.