Люциус Шепард - Aztechs

Я был в таком ошеломлении, что никак не отреагировал. Я понимал, о чем он говорит, но в то же время не был уверен в том, что произошло, и разговаривает ли он со мной. Я думал, что он готовится исполнить свою угрозу, когда Лупе вылетела ниоткуда, прыгнула ему на спину и сшибла на землю, крепко обхватив руками за шею. Она что-то крикнула и мне послышалось: «Сок!» Потом они покатились и исчезли у меня из виду. Через секунду я услышал оборванный крик. Голова несколько прояснилась. Мне хотелось подняться и проверить, все ли в порядке с Лупе, но у меня были трудности с дыханием. По боли в боку я подозревал, что Чилдерс сломал мне ребро. Он вплыл в поле зрения, встав надо мной. «Для плана А не густо», сказал он. «Правда, Эдди?»

Песок, сказал я себе. Лупе сказала — песок.

Мой правый кулак все еще был частично сжат. Я чувствовал в нем песок. Я ощущал, как он кипит в моей ладони.

«Что за дверью?», вопросил Чилдерс.

«Мгновенная смерть», ответил я.

«Скажи прямо.»

«Лавка сэндвичей. У них хорошие чимичангас, парень.»

Чилдерс присел на корточки рядом со мной, снова схватил меня за рубашку и рывком посадил. «Эдди», сказал он, «я больше не хочу тратить свое время на угрозы. Я предпочитаю лоботомизировать Монтесуму, но если придется, я тут все взорву к чертовой матери. Поэтому, реально ты мне не нужен, парень. Ты меня понимаешь?»

Я поднес правую руку ко лбу, словно чтобы потереть его слабым обманным жестом, а потом мгновенно швырнул песок ему в глаза.

Чилдерс позволило мне откатиться, потер глаза, выругался. На ощупь нашел дорогу к своему рюкзаку, вытащил фляжку. Когда он закинул голову назад и промыл глаза водой, я с трудом поднялся на ноги. Боль кинжалом вонзилась в бок, но когда я воткнул в себя целых два шприца, боль просто смыло прочь. Сердце забилось в полиритме, и я, вероятно, был близок к передозировке. Однако, моя самоуверенность стала превосходной — Чилдерс не стоит молитвы. Сэмми владеет ситуацией. Что песок не выполнил свою работу, меня не тревожило. Я мог читать мускулы Чилдерса. Я мог предсказать его любое движение до того, как он его сделает.

«Что это?», спросил он, поворачиваясь ко мне. «Я знал, что ты что-то задумал, но все же что это?» Глаза его покраснели, но в остальном он выглядел прекрасно. Он двинулся в мою сторону, потряхивая правой рукой, словно снимаю с нее напряжение. «Извини», сказал он, и ударил меня левой, прямым ударом, от которого заныл лоб. Я отшатнулся, и он еще раз попал в меня тем же ударом. Я больше не слишком хорошо читал его движения. Скорость его была нечеловеческой. Хлоп. Еще выстрел попал мне в лоб. Кожа там начала казаться опухшей, раздувшейся. Я собрал все свои силы в фокус и увидел еще один приближающийся удар. Я вычислил его намерение, шагнул в сторону и приземлил свой правый кулак на его челюсть в тот миг, когда он наносил очередной тычок. Я продолжил прямыми ударами, целым потоком, державшим его на расстоянии, но, хотя я чисто попал в него несколько раз, но свалить его не смог. Ссадина появилась у него на скуле. Кровь потекла из ноздри. Он казался удивленным.

«Когда я попал в Гватемалу», сказал он и потряс меня очередным тычком, «я был всего лишь ребенком. Меня транспортировали в джунгли поблизости от старых руин Эль Тамариндо и я присоединился к небольшому войску, которое большую часть года воевала друг с другом.» Он снова щелкнул меня. «Это дерьмо совершенно вышло из-под контроля. Возле нашего лагеря стояла пирамида майя. Маленькая. Осталась всего только кучка камней. Ее раскрасили в безумные цвета и обставили группой скелетов бобоедов, привязанных к шестам, вбитым по углам. Вроде как их алтарь.» Он поразил меня комбинацией, заставившей меня трепыхаться. «Дела шли медленно, они пользовались пирамидой, чтобы играть в короля на горе, и один парень, капрал Руседски, капрал Дэвид Руседски, он выигрывал все время. Почти месяц он каждый день лупил меня и мне осточертело до блевоты. Меня беспокоило не столько лупцевание, как сам Руседски. Он был сэмми, но в нем была черточка гражданского. Поблизости была деревня. Руседски туда ходил и подружился с индейцами. Давал им еду и припасы. Играл с детьми. Все смотрели на него, как на предателя. Мы были братьями. Мы ненавидели всех, кроме друг друга, и благотворительность Руседски казалась нарушением принципов. Но мы его боялись, поэтому он просто продолжал это делать.»

Я поднялся на четвереньки и Чилдерс вновь отправил меня на землю двумя прямыми правой, второй удар пришелся мне по макушке и я слегка поплыл. Но он, я заметил, замедлился. Как, впрочем, и я.

«Как-то утром до того, как мы разыграли очередь Короля-на-горе», сказал Чилдерс, «я отправился в деревню и захватил в плен какую-то семью. Маму, папу и пару детей. И сложил их кучкой на верхушке пирамиды. Понимаешь, Руседски по-настоящему довел меня. Я был новичком-сэмми, но я любил это дело, парень. Это было мое. Я был там, где мне всегда хотелось быть. А Руседски был сумасшествием. Он портил все мои ощущения — все мои желания этой своей дурацкой добротой.»

Остаток истории Чилдерса, его месть Руседски, резню невинных, как он стал Королем-на-горе… он так при этом колотил меня, что мне казалось, что я нахожусь в каком-то кровавом сне. Я видел семейство, сжигаемое на вершине варварски обезображенных руин, обезумевшего Руседски, ставшего жертвой простейшей ловушки, его последующие мучения, словно я был частью этих событий, а не вовлечен в то, что происходило в действительности. Время от времени я бросал взгляд на Лупе. Она была жива, пыталась подняться, но ей это не слишком удавалось. Эти взгляды побуждали меня сопротивляться, но по существу бой был закончен. Чилдерс лупил меня с легкостью тигра, играющего с котенком… хотя он значительно замедлился. Я видел приближающиеся удары, но руки мои превратились в мешки с цементом, и я не мог воспользоваться преимуществом его открытых положений. Я не извлек никакой поддержки для себя из его замедленности. Возможно, он просто не спешил. И если машинная пыль, что я швырнул в его глаза, действовала на него, то мне не верилось, что машины закончат свою работу до того, как кончен буду я.

«Причина, по которой я тебе это рассказываю», сказал Чилдерс, расхаживая вокруг меня, когда я стоял шатаясь, оглушенный, пытаясь сфокусировать на нем взгляд, «в том, что ты мне не нравишься. И не то, чтобы ты напоминал мне Руседски. Он был вдесятеро лучшим мужиком, чем ты. Ты всего лишь мелкий гнилой поганец… Но в тебе есть эта гражданская черточка. Понимаешь, я просто-напросто ненавижу тебя. Я ненавижу, когда люди не правдивы сами с собой. Когда они отказываются признать, какие они полные мешки с дерьмом. Вот почему я это говорю, Эдди… Это все личное.»