Грег Бир - Бессмертие (Часть 1)

Моря она не видела с той минуты, как покинула пристань Великой гавани. Она скучала по Родосу, по штормовому ржанию вздыбленной волны, по пыльной зелени оливковых рощ, по головокружительному хороводу неповторимых облаков в лазури небосвода. А больше всего ей недоставало родосцев - обыкновенных людей, чья жизнь, как говорят на острове, ползет вместе с часовой стрелкой.

Почти в любое время, даже на заре или в вечерних сумерках, на песчано-каменистых берегах Родоса можно увидеть стайки носящихся друг за другом подростков. Они черны от загара, и на них почти ничего нет, только что-нибудь из исподнего или набедренные повязки. Большинство из них авароалтайцы с юга острова или из трущоб заселенного беженцами Линдоса. Они низкорослы, круглоголовы и раскосы; с их уст непрерывно слетает брань. Смуглые руки не ведают покоя: то швыряются песком, то в заводях поднимают гарпунами брызги, то с самодельными металлоискателями охотятся за потерянными монетами и обломками кораблекрушений. Девчонкой она тайком убегала с занятий на пляж, чтобы порезвиться и поучиться их ругательствам и жизнерадостным кличам, таким музыкальным и одновременно грубым, таким непривычным для греческого уха. Мать Риты называла их "варварами" - это старое слово теперь звучало редко, но, по утверждению Береники, варварами было большинство граждан Ойкумены.

Вздохнув, Рита потерла кулаками глаза, взяла одну из Вещей, бабушкин электронный Тевкос, выбрала блок памяти и начала читать содержание, но спохватилась, погасила экран, осмотрела хлипкую дверь и решила ее забаррикадировать единственным плетеным креслом. За все прожитые здесь дни она ни разу не посмела включить музыкальный кубик - это могло вызвать в лучшем случае недоумение соседок, а в худшем - катастрофу, если бы библиофилакс конфисковал Вещи, а ее обвинил в самых немыслимых грехах. Рита ненавидела этот чужой, холодный Мусейон с его кланами и древним запутанным лабиринтом строений. Ей было не по себе среди искушенных в городской жизни студентов, понаехавших сюда со всей Геи: молодых неокархедонских щеголей в удивительных кожаных костюмах с бахромой (в подражание туземцам, которых столетие назад покорили их предки) и иных детей заклятых врагов Ойкумены. Какие курбеты дипломатии позволили им просочиться в Александрейю? Рите встречались даже люди в сорочках и кожаных юбках латинских племен.

Под стук ореховых колец на стержне карниза Рита плотнее сдвинула шторы и вернулась в постель. Неизвестно отчего чувство опасности притупилось. Она снова включила экран и пробежала содержание глазами. Практически все двести семь книг, заключенных в Тевкосе, она прочла или просмотрела, но сейчас обнаружила заглавие, которого прежде (она могла бы поклясться) в списке не было.

"ПРОЧТИ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ" - требовало оно.

Рита вывела на экран текст.

Индекс на первой странице сообщал, что объем текста - триста страниц, то есть почти сто тысяч слов. В отличие от других книг, находящихся в кубиках, эта была не на английском, а на греческом. Рита остановила курсор, когда он добрался до строчки "Вывод на дисплей названия и содержания файла заблокирован до 4/25/49".

То есть до позавчерашнего дня.

Рита нажала клавишу и увидела первую страницу.

"Дорогая внучка, носящая имя моей матери. Если это ты (а я в этом уверена), признайся, что считала меня выжившей из ума, когда была помоложе. Но при этом, кажется, ты любила меня. Теперь у тебя есть эта машинка, и я могу с тобой говорить, хоть и не вернусь никогда домой - в реальности, по крайней мере. Говорят (даже здесь), что смерть - это возвращение домой.

Поверь, что мир, о котором ты слышала от меня и читала в моих книгах, существует. Я ничего не выдумала. Все правда. На свете есть планета по имени Земля. И я родом оттуда. Там меня звали Патриция Васкьюз, и я считалась неплохим математиком.

Я бережно хранила эту доску и несколько блоков памяти, совершенно случайно принесенных с собой, хранила в те годы, когда даже мне самой казалось, что я сошла с ума. И вот по моей просьбе ты взвалила на плечи тяжелую ношу. Но все взаимосвязано, даже столь удаленные друг от друга миры, как моя Земля и твоя Гея. Не исключено, что старухин каприз решающе скажется на твоем будущем и на жизни всей Геи, если Врата появятся вновь.

Придет срок, когда ты это прочтешь - постепенно, как рукописный свиток. День за днем".

Большего от Тевкоса добиться не удалось, - очевидно, софе запрограммировала его на выдачу информации частями. Рита выключила машину и ввинтила кулаки в глазницы. Патрикия не отпускала ее, не давала ей жить по-своему.

Но если Врата все-таки существуют...

Существуют! Разве не подтверждение тому устройства, разговаривающие с ее мозгом, и сотни книг, которые бабушка за всю свою жизнь не то что написать задумать не успела бы?

Если Врата реальны, то их поиски не просто обуза. Не просто клятва, данная бабушке. Это долг перед всеми народами Геи. Рита попыталась вообразить, что могут принести этому миру Врата.

Перемены. Скорее всего, огромные. Но только к лучшему ли?

ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА

Ищейка перебралась к Ольми на библиотечный терминал и черно-белым пиктом "улыбкой" терьера - просигналила о том, что поиски закончены. Ольми включил вентилятор, чтобы изгнать остатки легкого облачка псевдотальзита, затем вынудил себя слезть с кушетки, встать перед каплевидным терминалом и сосредоточиться на плотном заряде пиктов.

"В Оси Евклида и Оси Торо нет относящихся к делу источников, нет и в копиях библиотек Надёра и Центрограда. В библиотеках Пуха Чертополоха все сведения об интересующих файлах засекречены. Срок секретности истек, но отсутствуют данные о том, что кто-либо входил в файлы после Разлучения. Последнее вхождение осуществлено пятьдесят два года назад, - по всей видимости, бестелесным в городской памяти. В тридцати двух файлах содержатся упоминания о склепе в Пятом Зале".

По закону любые библиотечные материалы через сто лет рассекречивались, для этого не требовалось никаких запросов и санкций. Ольми спросил у ищейки, на сколько файлов подавались ходатайства о продлении срока секретности. На четыре, ответил "терьер". Всем им давно исполнилось четыреста лет.

"Сведения об авторах файлов", - заказал Ольми.

"Все сведения об авторах уничтожены".

Это было в высшей степени странно. Только президент и председательствующий министр могли разрешить уничтожение информации об авторах или инициаторах создания файлов в городской памяти. И то лишь по наисерьезнейшим причинам. На Гекзамоне анонимная деятельность властей не поощрялась, очень уж много преступников сумело уйти от заслуженной кары до и после холокоста.