Алексей Удалов - Дар страны Мидос

— Вы очень хорошо выглядите для своих лет.

— Наука, генетика… — вдруг дед насторожился. — Ну-ка, погоди… Что-то мне твой голос знаком… Ну-ка, скажи еще что-нибудь!

Макар смешался.

— Простите, я вам вряд ли могу быть знаком…

— Нет, погоди… Где я мог тебя раньше видеть?

Брэд сидел, смотрел в пол и еле заметно качал головой: старик, мол, совсем крышей поплыл…

Мюллер поразмышлял.

— Да нет, нигде. Голос показался на кого-то похожим. Но тебя я точно раньше не видел. Я помню лица всех людей, с которыми когда-то встречался и имел хоть сколько-нибудь значимый разговор, — он замолчал.

Макар вернул его к беседе.

— Так вас омолодили? Это возможно?

Мюллер сверкнул глазами.

— Ну, как видишь, я жив до сих пор! Правда, конец скоро придет. Да и пора бы уж… Но дела держат — вот с ними надо заниматься, — он показал на профессора. — Эти молодые ученые тут добились больших успехов…

— Как людей в уродов превращать? — вырвалось у Макара, и он решил, что это его предсмертные слова.

Шеф внимательно на него посмотрел. Вздохнул.

— Ты знаешь, мне тоже это все не по душе. Вся эта чертова фабрика…

Брэд стукнул себя по коленке. Макар воскликнул:

— Так зачем же!..

Мюллер опять вздохнул.

— Так надо… Я должен это сделать… Ты знаешь, юноша, я ведь не маньяк, — он покосился в сторону профессора, — не фанатик, и никогда им не был. Мне вообще вся идеология и все эти расовые извороты глубоко до заднего места. До прихода фюрера к власти, я был просто полицейским, сажал всех: красных, коричневых, фиолетовых… За это потом на меня имели зуб многие старые партийцы. Да зубы у них у всех были плохие, сломались… — старик усмехнулся, показав свои крепкие зубы. — В чем я фанатик, так это в работе. Я честно работал на свою страну и государство. А уж хорошее государство или плохое — это вопрос не ко мне. Не я его создавал, — Шеф смотрел на Макара, но, скорее, говорил сам с собой. — Кстати, меня всегда тошнило от этих параноиков и шизофреников, которые свои расстройства психики превращали в программы и практические меры. Которые многим, и мне в том числе, приходилось выполнять. Все эти Гиммлеры, Геббельсы, Гейдрихи, Кальтенбруннеры…

— Гитлеры… — снова вырвалось у Бережного, и он опять замер.

Мюллер покачал головой.

— Нет, фюрера с ними не равняй. Фюрер был фигурой сакральной. Он делал так, как понимал. Я тогда об этом ничего не знал. Теперь я делаю так, как надо… Грехов на мне много. Приходится искупать, — он замолчал.

«Интересно ты грехи искупаешь» — удивился Макар.

— Ты знаешь, мальчик, я хотел дожить свой век, играя в шахматы… Мне тогда, в конце войны, все ужасно надоело. Хотя я был, наверное, одним из самых осведомленных людей на планете. Я создал лучшую на тот момент спецслужбу в мире. А образцом мне послужило детище вашего Сталина — НКВД. Я, правда, много чего усовершенствовал… Так вот, меня с моими знаниями и агентурой хотели заполучить и американцы, и русские, да все. Но я бы им всем показал фигу с маслом. Погиб бы на улицах Берлина и вынырнул потом простым обывателем, послушным налогоплательщиком. Я и погиб… но спокойной жизни бог не дал. Покидая горящий Берлин, я уже знал свой дальнейший путь.

— А как вы спаслись?

— Как я ушел? На самолете. Даже, когда пилота ранило, помогал ему вести машину. Я, юноша, и сам когда-то был летчиком. Еще в восемнадцатом году громил в небе французов, за что и получил два железных креста…

Затрещал телефон.

Шеф повернулся в кресле и снял трубку.

— Слушаю. Да, Клаус… Ну доложи, доложи… Так. Провинившегося санитара зачистил. Хорошо. Девку зачистил, хо… Какую девку зачистил?.. Горничную? Какую горничную?.. Рыжую-то?.. Зачем?.. За то, что лом русскому принесла?.. Да ты охренел, Люмге! — взревел старик. — Я тебя в психушке сгною! Ты дуру-девку зачистил, когда ей одного внушения отеческого хватило бы! Чего?.. Она с ним трепалась много?.. А что она знала? На то и баба, чтоб трепаться, а ты слушать должен!.. — кричал Шеф. — Ты меня выведешь, я тебя самого скатам скормлю!.. Ни одной ликвидации больше без моей санкции, понял?! Балбес… — он нервно бросил трубку. — С кем приходится работать…

Потом обернулся к русскому.

— Вот, из-за тебя девку кончили… — Шеф замолчал, не закончив фразы.

У Макара из ненавидящих глаз капали слезы.

— Суки… — выдавил он из себя.

Мюллер повернулся к Брэду.

— Что ты планировал с ним сделать, облучить?

— Да.

— Этот парень должен умереть достойно.

Брэд возмутился.

— Но, Шеф! Он ценный генетический материал! У него целый набор качеств, над подавлением которых мы работаем. Я планирую увеличить дозу…

— Я тебе два раза должен повторять, баран?.. Всё, свободны! Инспектор вчера прибыл, скоро у нас совещание…

13

Пристегнутый к креслу Макар сидел в кабинете Брэда, когда туда вошел Люмге.

— Чего звал, Донахью?

Профессор молча показал на своего несостоявшегося пациента.

— О! — обрадовался Люмге. — Здравствуй, щенок! — он подошел к Бережному и врезал ему кулаком по скуле.

Коляска опрокинулась, в голове Макара пошел звон.

— Прекрати, Клаус, — устало сказал профессор. — Подними его.

— Прекрати? Да его убить мало!

— Вот этим я тебе и предлагаю заняться. Это же твой профиль. Шеф с ним разоткровенничался, а потом спохватился: надо, видите ли, его зачистить… Лишил меня интересного пациента.

— Серьезно? — Люмге просветлел, резко поднял кресло. — Ну я эту падаль…

Брэд поднял палец.

— Шеф приказал убить его быстро.

Начальник безопасности досадливо поцокал языком.

— Ну что — просто пристрелить, что ли? Не дождется. Утопить? Сбросить со скалы?.. Надо что-нибудь, чтоб прочувствовал…

Брэд покачал головой.

— Люмге, тебя лечить надо.

— Не надо!.. Когда со мной нормально, я никого пальцем не трону. Да? — вопрос был к Макару. — Я ведь был с тобой предельно вежлив, скотина! — он показательно замахнулся, но не ударил. — Как бы его так… О!.. Знаешь, Донахью, что я с ним сделаю?

— Что?

— Я сброшу его с вертолетной площадки!

— А смысл? С таким же успехом можно просто столкнуть со скалы.

— А смысл в том, что пока площадка будет медленно задвигаться обратно в гору, к закрытым воротам, он будет стоять на ней и ждать. Потом он будет цепляться за все подряд, ломать ногти…

— Брр, — поморщился профессор. — Видите, Мак, на какие страдания в руках этого маньяка вы себя обрекли, отказавшись от моей безболезненной процедуры.

Макар слушал отрешенно — устал бояться. Вообще это все, как сон какой… Он оглядел себя, пристегнутого к креслу, увидел красную букву «Р».