Джон Варли - Демон

Но декорация эта сильно пострадала. Многие сталактиты и сталагмиты были отломаны. Вода озерца вспенилась в мутную жижу, а по илистым берегам виднелись отпечатки ступней трех метров в глубину. Жижа, помимо прочего, имела розоватый оттенок. А в самом центре озерца, освещенная неяркими, косыми лучами света, что пробивались сквозь сводчатый потолок, лежала звезда представления — могучий Конг, восьмое чудо света.

Сирокко помнила его в лучшие времена.

Конг лежал на спине, а вокруг него роились лилипутские орды железных мастеров, которые деловито его разделывали.

Делали они это с обычным своим прилежанием, скоростью и сноровкой. Через южный проход в пещеру уже была проложена железнодорожная ветка. Сирокко знала, что ветка эта свяжется с фуникулером ниже по склону, который скорее всего соединится с новым ответвлением дорожного полотна из Черного Леса, а то в свою очередь — с главной трассой Феба-Аргес. На самом конце железнодорожной ветки стоял состав — обшитый хромовыми пластинами паровоз с прицепленными к нему добрыми двадцатью вагонами-хопперами, что обычно использовались для вывоза железной руды из Черного Леса, а теперь были полны обрубков Конга. В строительстве железных дорог железным мастерам равных не было.

Им вообще много в чем не было равных. Мастера уже успели разделать Конгу голову, туловище и часть руки. Массивные кости разрезались шумными паровыми пилами.

Картина выходила мрачная, но завораживающая. Сирокко ожидала, что за эти триста оборотов — почти две недели — Конг жутко провоняет. Причем нельзя сказать, что здесь раньше не воняло. Воняло, да еще как — и в лучшие времена. Насколько помнила Сирокко, Конгу никогда не приходило в голову выкинуть из пещеры тонны навоза, которые он накладывал каждый килооборот, — или хоть выходить облегчаться наружу. Но теперь он, казалось, не гнил.

Это встревожило Сирокко. Да, никакого закона, по которому он обязан был гнить, не существовало. Но почему же выродок все-таки не гниет?

Однако вот он, нате вам — лежит, разрубленный до удивительно причудливой грудной клетки, и вид у него такой же свежий, что и в день убийства. Бригады железных мастеров кромсали его тело большими разделочными ножами с длинными ручками, вырезая здоровенные ломти, цепляя их на крючья, которые двигали вспомогательные моторы и которые были повешены на высокую мачту наподобие тех, какие глубоко в лесу ставят лесорубы.

Еще гектаоборот — и Конга уже не будет.

Сирокко это потерей не считала. Она сильно сомневалась, что когда-либо пожалеет о громадном, безмозглом зверюге. А если бы кто-то взялся его оплакивать, Сирокко предложила бы сердобольному недоумку посидеть годик в конговом дерьме и понаблюдать, как он откусывает головы живым титанидам. Массивная голова Конга была обращена мордой к Сирокко. Вот что еще было забавно — монстр вовсе не выглядел как горилла. Гея снабдила его головой шимпанзе, дополнив ее дурашливо оттопыренными губами и вислыми ушами. Заляпанная дерьмом шкура была бурой, как у орангутана.

Во всей сцене Сирокко интересовали только две вещи — если не считать хорошей новости о кончине Конга. Кто его убил? И зачем железные мастера притянули одну его руку к земле тяжелыми тросами?

«Пик, пик, пик, пи-ик!»

Сирокко неспешно обернулась на пиканье и увидела маленького болекса, что пристроился в десяти метрах над ней в каменной нише. Быстро притихнув, болекс вылупился на Сирокко.

«Ага!» — подумала она.

— Иди сюда, кисонька, — замурлыкала Фея, осторожно подбираясь к болексу. — Сюда, рыбка моя, тетенька ничего плохого тебе не сделает. — Она вовсю присвистывала и причмокивала, словно подманивая щенка, но болекс только запищал и подался назад в нишу, которая оказалась глубже, чем думала Сирокко.

Она попыталась дотянуться рукой, но болекс отодвинулся еще дальше. В минутном замешательстве Сирокко осадила назад.

Сперва она решила попросить помощи у железных мастеров. Они бы живо выкурили шельмеца из ниши. Но тут родилась идея получше. Вернувшись обратно на свой выступ, Сирокко принялась петь и плясать.

Певицей Фея была превосходной, но что касалось танца, то в соперницы Айседоре Дункан она и близко не годилась. Тем не менее она старалась вовсю, производя при этом достаточно шума, чтобы некоторые из железных мастеров на считанные мгновения оторвались от своей работы и бросили взгляд вверх, несомненно укладывая в свои холодные станиолевые мозги еще один образчик не поддающегося логической трактовке человеческого поведения.

Вскоре болекс выглянул. Сирокко удвоила усилия. Стеклянный глаз заблестел. Сирокко заметила, как он изготовился взять крупный план. Вскоре существо уже семенило вниз, не отрывая неподвижного глаза от танцовщицы. Ни один болекс не мог удержаться в стороне от представления.

Когда он подобрался достаточно близко, Сирокко его схватила. Болекс запищал, но больше сделать ничего не смог. Только продолжил съемку. Сирокко знала — если болекс явился сюда вместе с кинофестивалем Преисподней, пленка у него давно кончилась. И точно — ассоциативный продюсер, восседавший у болекса на горбу, был мертв. Отколупнув его — даже давно превратившись всего лишь в кассету для пленки, продюсер продолжал пиявкой впиваться в своего подопечного, — Сирокко отпустила болекса. Тот продолжал снимать, все пятясь и пятясь, явно в восторге от удачного ракурса — пока не упал с выступа и не разбился о камни.

Достав нож, Сирокко разрезала продюсера посередке. Внутри деятель киноискусства был совершенно сухой, а пятьсот метров превосходнейшей пленки было намотано на бобину, хрупкую, как морская ракушка.

Сирокко отмотала метр-другой пленки, поднесла ее к свету и прищурилась. Детали, конечно, не просматривались, но ясно были видны две фигуры, схватившиеся в борцовском поединке. Одна — бурая, другая — белая. Белая при внимательном рассмотрении оказалась голой женщиной. Кто это, сомнений не вызывало.

Наверняка это было эффектно, что, впрочем, не удивляло. Бюджетные рамки Гею мало беспокоили. Сирокко без труда представила себе картину: Конг, повелитель всего, что его окружало, в тупом изумлении смотрит на развертывание непотребного цирка и, вероятно, с опаской косится на пятнадцатиметровую бабищу. Конга запрограммировали убивать мужчин и титанид, а также брать в плен женщин. Но запах Геи был ему скорее всего непонятен. Никто из других кошмарных завсегдатаев Преисподней тоже не выглядел как еда или потенциальная пленница. А без побуждения к действию Конг оказывался сущим котенком. Он был ленив и глуп. Пожалуй, самой большой проблемой для Геи было вызвать его на поединок.